перебил громкий звук оповещения о сообщении.
– Алька, я не обиделась, угомонись, – махнула я слуге рукой и взяла гаджет.
Написать мне могли только мама и… Егор. Только зачем бы ему, но однако же…
“Люда, завтра в одиннадцать я за тобой заеду. Будь готова.”
Что, блин?
“Другие планы. Уезжаю” – быстренько отстучала я, почувствовав внезапное возвращение недавней злости и утомления. Будто одно напоминание о Волхове возбудило тот странный голод моей новой натуры.
“Отложи. Так надо.”
Да какого черта вообще!
“Почему?”
“Надо, Люда. Пожалуйста.”
“Кому?”
“Мне. Тебе.”
Меня прямо-таки подмывало взять и набрать его и наорать. Послать и велеть не писать и не звонить мне. Но не дура ли я тогда буду? Точно как те истерички, над которыми мужики прикалываются. Так и услышала Волховское “Ты все еще совершенно не научилась управлять своими эмоциями, Людмила”. И так горько стало, в сто раз горше, чем даже тогда, когда он меня из машины высадил, дав четко понять, что между нами все кончено. Ну и какие тогда теперь “ Мне-Тебе”? Но я, конечно же, не позвонила. И не написала “Отвали”. Не отказалась от встречи. Вот что я за слабовольное создание, точно же знаю, что надо так сделать, надо, а не делаю.
Продолжала злиться и пока пила чай, и забравшись в ванну. И на себя, и на Егора, и на свой дурацкий характер, и на гадское нечто, зашевелившееся внутри, так похожее на… надежду.
На что, блин?!
Это его “Мне-Тебе” сто процентов ведь не касается чего-то личного, того, что и поднимает во мне эту смуту. Наверное, что-то по делу. Разбирательство по факту гибели аж целого шефа спецотдела и самоубийства одновременно его же сотрудницы наверняка началось нешуточное, так что вполне может быть, что меня ждет или допрос, или инструктаж какой-нибудь от Егора. Или вовсе прямой наезд с его стороны с обвинением в причастности к смерти Гарпии. Хотя вряд ли. Считал бы так – приехал бы сразу лично, чего встречи назначать, да еще в форме настойчивой, но просьбы, а не приказа. Или это хитрость такая, чтобы и из дома меня выманить, и не дать сбежать? Здравствуй-здравствуй, паранойя!
В ванне я засиживаться не стала, все равно толком не расслабляло. Вода утешающе льнула как-то по особенному к коже, журча едва уловимо в ушах неразборчиво-нежно, но не помогало. Что, физические раны лечить куда как легче, чем душевные? Но откуда рана, Люда? Ведь и не было толком ничего, не было. Ничего не было, а болит же что-то. Вот так же полегчало уже, стоило под крышу дома своего вернуться, так на тебе, майор этот…
– Алька, а у нас вино еще имеется? – спросила слугу, что наверняка трется под дверью, накидывая банный халат, и резко обернулась на тихий скребущий звук позади. – А-а-а-а-а!
За окном, выходившим на сплошные крыши окружающих домов, темнел чей-то силуэт. Причем он буквально парил там в воздухе, ибо стоять там было
