снега, до самых колен.
Это жутко расстроило Ализэ. Она зажмурилась и сделала успокаивающий вдох.
Нет, она не вернется в постель. У нее не было зимнего пальто или шапки – не было даже перчаток, – и если прямо сейчас она помчится обратно по лестнице, то, возможно, успеет проспать целый час до того, как ее хватятся, но девушка заставила себя выпрямить спину, прижимая к груди драгоценный сверток. Сегодня она получит свою плату.
Ализэ шагнула на снежное покрывало.
Луна в это утро была столь огромной, что заслоняла собой почти все небо, и ее свет окутывал улицы сказочным сиянием. Солнце же – величиной всего с булавку – едва-едва проглядывалось вдалеке сквозь пышное суфле облаков. Деревья стояли полностью белые, ветви их были усыпаны пудрой. В этот ранний час – в снегу еще даже не успели протоптать дорожки – мир мерцал, такой белый, что казался почти голубым. С голубым снегом, голубым небом и голубой луной. Казалось, даже воздух пахнет синевой, настолько он был холодным.
Слушая, как ветер проносится по улицам, Ализэ плотнее закуталась в свою тонкую кофточку. На улицах, точно на ее зов, вдруг появились рабочие-пахари в красных охотничьих шапочках, синхронно покачивающихся в такт лопатам, что обнажали полосы золотистого булыжника, и Ализэ торопливо свернула на расчищенную дорожку, стряхнула с одежды снег и зашагала уже по сверкающему камню. Она вымокла насквозь до самых бедер, но думать об этом не хотела.
Вместо этого она стала смотреть на город.
День еще не начался, и звуки его пока не зазвучали: уличные торговцы еще не поставили свои киоски, магазинчики еще не открыли витрины. В этот час настороженные владельцы лавок только выглядывали из проемов дверей, тыча метлами в снег, и по усыпанной холодной крупой центральной дорожке ковыляла лишь троица ярко-зеленых уток. На обледеневшем углу развалился огромный белый медведь, на шерсти которого крепким сном спал беспризорный ребенок. Ализэ обошла медведя стороной, не сводя глаз со спирали дыма, уходящей в небо. Это владельцы тележек с уличной едой разжигали огонь, начиная готовить. Девушка вдыхала незнакомые запахи, пытаясь разобраться в них; она обучалась поварскому ремеслу и могла различать блюда на вид, но ей не хватало опыта, чтобы определять еду по аромату.
Джиннам нравилась пища, но они не нуждались в ней – не так, как нуждаются большинство существ, и потому Ализэ уже несколько лет как отказалась от подобной роскоши. Свой заработок она тратила на швейные принадлежности и регулярные омовения в местных хамамах. Ее потребность в поддержании чистоты росла вместе с потребностью в воде. Пусть в груди у Ализэ пылал огонь, но жизнью ее была вода; это было все, что ей требовалось для выживания, – она пила ее, купалась в ней, и Ализэ непременно нужно было находиться вблизи нее. Чистоплотность стала основополагающим принципом жизни девушки, это она усвоила с детства. Раз в несколько месяцев Ализэ отправлялась в лес, чтобы найти дерево мисвак – дерево зубной щетки; с него она снимала щетину, которой пользовалась, чтобы поддерживать свежесть
