ты ведьмах упоминаешь?
– Вот на вопросы мои ты не ответил, – ворчал Назгал.
Он вообще ничего не понимал. Поразился тому, что так близко от убежища нашелся человек, играющий в те же игры. Не похоже, что он член тайного культа. Тогда зачем все это?
– Принести тебе одежды? – спросил священник.
– Сиди уж, а то рассыплешься.
– Мне не в тягость. Общинники приносят мне много ткани, готовых рубах. Все не успеваешь сносить.
Он вздохнул, будто внимание крестьян его угнетало.
Прицепился к одежде, как клещ. Не стряхнуть. Назгал отмахивался от предложений, но священник все равно поднялся и ушел. Вернулся с кипой ткани. Обычная, грубая материя. Не похоже на то, что производят ведьмы.
– Тебя так смущает нагота? – Назгал покачал головой.
Одежду он взял, положил рядом.
– Мы рождаемся и умираем в таком виде, – ответил священник, – мне часто приходится видеть… это.
– Но? – Назгал нагнулся вперед.
– Но ты носишь кожу, как одежду. Не чувствуешь себя беззащитным.
И он хотел узнать, в чем тут секрет. Так его понял Назгал. Объяснять, что никакого секрета в этом нет, парень не хотел, а пришлось. Не для священника – тот все равно не жилец, а для девушки.
Прожив некоторое время с ведьмами, Назгал понял, что нагота важна простакам. Это для них нагота – культ. Для ведьм это просто форма существования. Так же естественно, как дышать. Одежду они делали, но не для себя или своих спутников, а для общения с внешним миром.
Как бы далеко не убрался человек в глухую чащу, все равно простаки будут его донимать.
Именно это угнетало Назгала. Он ходил в деревню с ведьмиными прислужниками, слушал лебезящие голоса крестьян, отсыпал им благодать и немного помощи. И все ради нескольких кусков мяса.
От нитей не избавиться. Слишком глубоко они вросли в плоть человека.
Забыть собственное имя, потребности вроде бы просто. А вот забыть все остальные привычки уже не удастся. Так каждому растению угодна своя почва.
Об этом Назгал не говорил с приютившим их священников. Объяснял за наготу.
– Лицо ведь ты не прикрываешь? Так мое тело – это лицо.
– Холод, дождь, снег, – возразил священник.
Правильное замечание, очевидное. И крыть Назгалу нечем, кроме:
– Холод мне не вредит.
– С чего бы так? – казалось, священник ничуть не удивился.
Крестьяне назвали чужака демоном, утопленником. Разве это не ответ. Но священник видел перед собой мальчишку. Странного, не без этого. И все же – человек. Под кожей и хорошей прослойкой жира мышцы, кости, по сосудам бежит кровь. Холод должен его выжать, удавить в объятиях.
– Не верится мне, что не ощущаешь ты холода, – сказал священник.
– Тебя только это удивляет?
– Он говорил, – вставила Дшина, следящая за разговором, – нужно отказаться от потребностей.
