пошел к лестнице и начал взбираться. На шестой ступеньке остановился, огляделся. «Но что я сейчас смогу сделать? – подумал он. – Это только предлог, чтобы отсюда смыться, потому что мне страшно. Да ну, ни черта он от нее никогда не добьется».
В проходе между шатрами появилась темная фигура и легкой побежкой устремилась к подножью лестницы. Раздался шепот:
– Жан!
Порт застыл на месте.
– Ah! Ti es là![19] Что ты там наверху делаешь? Слезай давай!
Порт начал медленно спускаться. Отступив с дороги, Смаил взял его за руку.
– А почему нельзя говорить нормально? – прошептал Порт.
– Ш-ш-ш! – стиснув его руку, зашипел прямо в ухо Смаил.
Протиснувшись между ближним шатром и зарослями высокого чертополоха и осторожно ступая по камням, они подошли ко входу в другой шатер.
– Обувь сними, – скомандовал Смаил, скидывая сандалии.
«Еще не хватало», – подумал Порт.
– Не хочу! – сказал он вслух.
– Ш-ш-ш! – прошипел Смаил и втолкнул гостя внутрь, хоть тот был по-прежнему в туфлях.
Центральная часть шатра была достаточно высокой, там можно было стоять не пригибаясь. Освещение обеспечивал огарок свечи, пристроенный на сундуке рядом со входом, так что в нижней части шатра царила почти полная тьма. На полу под самыми случайными углами были разбросаны соломенные циновки; повсюду в полнейшем беспорядке валялись предметы обихода. Никто их в шатре не ждал.
– Садись, – сказал Смаил, выступая за хозяина.
Освободил самую большую циновку, сняв с нее будильник, банку из-под сардин и древний, невероятно грязный рабочий комбинезон. Порт сел, уперев локти в колени. На рогоже, оказавшейся рядом, стояло облупленное эмалированное подкладное судно, до половины налитое какой-то темной жижей. Там и сям валялись засохшие хлебные корки. Он закурил сигарету; Смаилу, однако, не предложил, а тот вернулся ко входу и там стоял, выглядывая наружу.
И вдруг вошла она – стройная, несколько странной наружности девушка с огромными темными глазами. Одетая во все безупречно белое и в белом головном уборе, похожем на тюрбан, которым ее волосы были сильно стянуты назад, отчего еще видней становились синие узоры на лбу, похожие на татуировку. Войдя в шатер, она остановилась, глядя на Порта с таким выражением, которое, как ему в тот момент подумалось, бывает у молодого бычка, делающего первые шаги по залитой светом арене. На ее лице читалось и замешательство, и страх, и покорное ожидание. Стоит, смотрит.
– А вот и она! – проговорил Смаил все тем же приглушенным голосом. – Ее зовут Марния. – Он помолчал; Порт встал, сделал шаг вперед – поздороваться за руку. – Она не говорит по-французски, – пояснил Смаил.
Все так же серьезно, без улыбки, она коснулась кончиками пальцев руки Порта и поднесла пальцы к губам. Затем склонила голову и сказала еле слышным шепотом:
– Ya sidi, la bess alik? Egles, baraka
А, ты там!
