в шесть простоквашею,Шел с книгой на дымчатый пруд,
И ребра заборов некрашеных
Дорогой похлестывал прут.
Башмак энергичный утаптывал
Шелково-прохладную пыль,
Бежала собака лохматая,
Поблескивал влажный ковыль.
Он ел земляничины пресные,
Он с книгой сидел на траве,
И мысли гремели железные
В железной его голове.
Он думал: «Я знаю, я сделаю,
Я сделаю именно так».
Присела капустница белая
На стиснутый красный кулак.
Рассчитано все и разложено,
Понятны ему и ясны
И лето, и век новорожденный,
И жители этой страны.
Все скоро начнется и кончится,
Все сгинет в крови и в дыму,
Но этого вовсе не хочется,
Не хочется лично ему.
Он лишь единица из множества,
Однако за ним легион.
Какое-то вывелось тождество,
Какой-то сомкнулся закон.
Взлетела капустница шалая,
Разжалась рука толстопалая.
Он знал, что рябому Иосифу
По крови идти, аки по суху.
1986
«Сумасшедшие наряды…»
Сумасшедшие наряды,
Золотистые шелка,
Губы цвета шоколада,
В пудре бледная щека.
И вольно же вам, поручик,
Вспоминать в который раз
Тонкий жар прозрачных ручек,
Холодок зеленых глаз…
Ночь течет, как кровь из раны.
Все-то, брат, у вас тоска!
Под мотив кафешантана
Пляшет дуло у виска.
Погодить иль застрелиться?
Звезды в небе – раз, два, три.
Полногруда, круглолица
Ждет невеста вас в Твери.
К ножкам питерской актерки,
Сумасбродной травести,
Ваше сердце, будто с горки,
Вверх тормашками летит.
Вот светает. Тяжко, важно
Ходят тучи над Невой.
Век смыкается над вашей
Бедной юной головой.
Вы, поручик, так красивы.
Все пустое, все пройдет.
Ветра влажные порывы.
Девятьсот десятый год.
1982
«Вести бы ей девический дневник…»
Вести бы ей девический дневник
И ставить восклицательные знаки.
Среди романсов, вышивок и книг
Состариться и утонуть во мраке,
Чтобы племянник баловень берег
Крест, образок, да в медальоне прядку,
С чувствительными виршами тетрадку,
Да пару аметистовых серег.
Сиять бы ей потом звездой высокой
Над полночью, над встрепанной осокой,
Стоять бы ей над нищенским крыльцом,
Над маленьким обиженным лицом
Подкидыша в пеленках кружевных.
Он, может быть, останется в живых.
Шуршит осока. Волки воют люто.
На свете ни ответа, ни приюта.
На свете полночь. В темени густой
Пускай звезда горит над сиротой.
1982
