target="_blank" rel="nofollow" href="#n_112" type="note">[112]. Известны случаи, когда светские или духовные власти отказывались утверждать выбранного верующими муллу. С утверждением муэдзинов обычно проблем не возникало[113]. В обязанности муэдзина входило провозглашать азан (призыв к молитве), а также перед началом богослужения читать дога[114].
Назвать акт утверждения муллы в должности светскими и религиозными инстанциями признаком принадлежности к религиозной бюрократии (духовенству) будет неверно. Указ был всего лишь лицензией, документом, удостоверяющим право на занятия определенной деятельностью, а не пропуском в избранную социальную группу, наделенную определенным набором привилегий. Муллы в округе ОМДС оставались в том сословии, к которому они изначально принадлежали, и не могли передавать обусловленные их должностью права и обязанности по наследству. Иная картина была, например в округе Таврического магометанского духовного правления (ТМДП). В 1831 г. была подтверждена принадлежность духовенства крымских татар к привилегированному сословию. Хатибами, имамами, муэдзинами и др. могли быть избраны только сыновья утвержденных служителей исламского культа[115].
У некоторых мулл и муэдзинов непосредственное соприкосновение с ОМДС ограничивалось сдачей экзамена. В дальнейшем они могли практически не сталкиваться непосредственно с муфтиятом, так как взаимодействие между приходами (махаллями) и ОМДС осуществлялось через уездные полицейские управления, а до 1862 г. – через местных полицейских чинов на местах. Непосредственным начальством для имама был не муфтий и даже не ахун, а исправник – глава уездного полицейского управления. Поэтому говорить о жестко выстроенной двух- или трехуровневой системе мусульманского духовенства с муфтием и заседателями наверху и муллами и муэдзинами внизу не приходится.
Сам приход не имел статуса юридического лица, но, как справедливо отмечает И. К. Загидуллин, фактически пользовался им:
Приход обладал общественными (богослужебным и/или учебным) зданиями, недвижимым имуществом, приносящим доход, которое по закону закреплялось за мечетью или зданием конфессиональной школы; интересы прихода в местности представляло духовенство благодаря своему легитимному избранию; прихожане путем избрания доверенных лиц могли отстаивать свои интересы перед властью, подавали прошения о своих нуждах и чаяниях[116].
Важно также отметить, что в имперском законодательстве неодинаково регламентировался статус приходского духовенства в разных регионах. Так, в Закавказье после 1872 г. правовое положение служителей исламского культа было в целом более детально урегулировано, чем в округе ОМДС. Неслучайно авторы проектов реформ Духовного собрания в Уфе в конце XIX – начале XX в. брали за образец Закавказские магометанские духовные правления суннитского и шиитского учений[117].
Таким образом, правовое положение мулл и тем более муэдзинов
До 1856 г. муэдзины не появлялись в официальной статистике ОМДС. В дальнейшем вплоть до 1912 г. в половине зарегистрированных мечетей в округе ОМДС муэдзины отсутствовали (
Однако на практике нередко должности приходского духовенства «временно» (иногда в течение несколько десятилетий) замещали представители других сословий. Только в 1912 г. такое неписаное правило было закреплено юридически и на должности служителей исламского культа получили право избираться представители других сословий (
