ого и без того не было, окончательно исчез.
– Не поняла! – взвилась мать.
– Не позволю поинтересоваться. Моя личная жизнь, это моя личная жизнь, – ровным тоном произнес Елисей.
– Да как ты смеешь?! – мать от злости и досады подскочила со стула, а Елисей приготовился покинуть поле боя с четой Язаровых. – Федор! Ты должен повлиять на сына! Куда он собрался? Елисей! Я запрещаю поворачиваться ко мне спиной! Слышишь?!
– Успокойся! – негромко, но хлестко рявкнул Елисей, глядя на мать, и устало добавил: – Я никогда не приведу в этот дом жену, мама. Однажды я попытался. Мой выбор тебя не устроил. Второй попытки не будет.
– Но, Елисей…, – попыталась было спорить Клара Язарова, однако наткнулась на тяжелый взгляд сына.
– Встретимся в следующем месяце. Всех благ, – ровным тоном распрощался Елисей и покинул родительский особняк.
Дверь для него придержал пожилой дворецкий. Пожалуй, это был единственный человек, которого Лис был рад видеть здесь.
– Как здоровье, Харитон Никифорович? – негромко спросил Язаров и потянулся к пачке сигарет, надежно спрятанной в кармане.
Мужчина закурил, щелкнув зажигалкой, и выпустил облако дыма, глядя на старика.
– По-стариковски, Елисей Федорович, – скупо улыбнулся дворецкий, а потом хмыкнул, – Курите вы гораздо больше, чем прежде.
– И вправду, по-стариковски, – добродушно усмехнулся Язаров, – ворчишь, как старый дед.
– Я и есть старый дед, – фыркнул собеседник и слегка закашлялся.
Елисей тут же затушил недокуренную сигарету и убрал руки в карманы брюк.
– Не передумал? Достает же госпожа Язарова. Изводит, – заговорил мужчина, – У меня тебе спокойнее будет.
– Не могу я хозяев без присмотра бросить, – виновато пожал плечами старик, – да и привык я здесь за столько лет.
– Ну смотри сам, Харитон Никифорович, – с сожалением ответил Язаров и пожал старческую руку на прощанье, – если что, звони.
– До встречи, Елисей Федорович, – доброжелательно улыбнулся дворецкий.
Елисей сел в машину. Визиты к родителям, которые проходили строго по графику, раз в месяц, давались Язарову все сложнее. Мужчине казалось, что лимит его терпения исчерпался, а видеть предков хотелось все меньше.
В зеркале заднего обзора особняк мелькнул яркими огнями. Где-то глубоко в душе проснулся вдруг обиженный подросток Лис. Поднял голову, взглянул на мать, спросил, отчего же она так ненавидит его. Но это все в мыслях. А вслух Елисей никогда не произносил этих фраз. Вот только чувствовал он себя чужаком в семье, изгоем. И как бы ни старался исправить ситуацию, все попытки были тщетны.
– Да пошло оно все! – усмехнулся Елисей и вновь закурил.
И совсем некстати вспомнил совершенно другой свой визит в родительский дом.
Два года назад.
А в переднем пассажирском кресле сидела девушка.
Воспоминание отозвалось глухой болью. Лис усмехнулся. Горько и без намека на улыбку. Скорее, оскалился.
А ведь думал, что переболел. Прошло. Перетерпел.
А выходит, не все еще отгорело. Гниет старая обида, не отпускает.
Обычно, Елисей не позволял себе проявления эмоций. Не до них ему. Да и не по статусу. Бизнес. Сделки. Встречи. Какие уж здесь эмоции. А сейчас вот что-то накатило.
Лис притормозил и съехал с трассы на обочину. Ему срочно требовался глоток чистого ночного воздуха. К тому же с неба падали крупные редкие капли дождя. А дождь ему всегда нравился, еще с детства.
Мужчина вышел из салона. Выбросил окурок. Втоптал в землю подошвой дорогого ботинка. И замер, глядя на ночные огни города, маячившие на горизонте.
Капли дождя попадали на лицо. Смывая горькие мысли. Но ведь не все в прошлом было плохо. В памяти Елисея имелись и хорошие моменты. Яркие события, которые Язаров спрятал еще глубже, нежели глухую обиду.
Лис вновь потянулся за сигаретой. Но пачка оказалась пустой.
Вздохнул, глухо выматерился, сжал переносицу пальцами. А перед глазами мелькнула робкая улыбка с ямочками на щеках. Голубые глаза, каких Лис прежде не видел. И негромкий вопрос:
– А у вас не будет зажигалки?
Зажигалка у Лиса имелась. Впрочем, как и желание познакомиться с девушкой.
Язаров тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Нет. Пустое все. Прошлое. Тщательно забытое. Неважное. Незначительное. Было и прошло.
Ему тридцать пять. У него есть все, к чему можно стремиться. Собственная
