Это было хорошее дополнение к основному удару. Как нанесение изысканного орнамента на хороший автомобиль, подумал он и засмеялся снова. В этот момент несколько человек оглянулись и снова вернулись к своим беседам.
Слишком громко, – подумал он. – Гард, дружище, отключи-ка немного звук.
Он широко оскалился, подумав, что сейчас у него одна из волшебных ночей – даже его проклятые мысли были этой ночью приятными.
Бармен улыбнулся тоже, но его улыбка не имела к этому особого отношения.
– Вы могли бы осторожнее говорить о профессоре Трепле, – сказал он, – или о ком вы там говорили. Это… немного бестактно.
О, это он! Гарденер повращал глазами и энергично подвигал бровями вверх-вниз, как Гаучо Маркс. Да, он устроил все это.
Шлюхинсын – похоже на него? Но когда он говорил это, он старался отключить звук.
– Да, – сказал бармен. Он посмотрел вокруг и затем перегнулся через импровизированный бар к Гарденеру. – Есть история о том, как ему случилось проходить год назад через студенческую гостиную и услышать, как один из студентов пошутил, что ему всегда хотелось быть в колледже, где Моби Дик был бы не сухой классикой, а настоящим членом факультета. Я слышал, этот парень был одним из самых многообещающих студентов английского отделения, которых когда-либо имел Нортистерн, но он ушел раньше, чем кончился семестр. Так было со всеми, кто смеялся. Оставались только те, кто не смеялся.
– Боже, – сказал Гарденер. Он и раньше слышал истории вроде этой – одну или две, которые были еще хуже, но все равно почувствовал отвращение. Он проследил за взглядом бармена и увидел в буфете Трептрепла, стоявшего рядом с Патрицией Маккардл. В руке у Трептрепла была глиняная кружка с пивом, и он ею жестикулировал. Другая его рука бороздила картофельными чипсами чашу с устричным соусом и затем отправляла их в рот, который начинал правильно говорить, как только чипсы заглатывались. Гарденер не мог вспомнить, доводилось ли ему видеть что-нибудь настолько отвратительное. Но восхищенное внимание суки Патриции Маккардл наводило на мысль, что она могла бы в любой момент уткнуться в его колени и заставить тяжело задышать от явного удовольствия. Гарденер подумал: и этот жирный хер продолжал бы есть, пока она бы это делала, роняя на ее волосы крошки от чипсов и капли устричного соуса.
– О Боже, – сказал он и выпил половину своей водки-без-тоника. Внутри все обожгло… то, что обожгло, было первой за этот вечер настоящей враждебностью – первым вестником немого и необъяснимого бешенства, которое начало досаждать ему почти с того момента, как он начал пить. – Допить до конца, что ли?
Бармен подлил еще водки и застенчиво сказал:
– Я думаю, ваше сегодняшнее чтение было прекрасным, мистер Гарденер.
Гарденер был нелепо тронут. «Лейтон-стрит» была посвящена Бобби Андерсон, и этот мальчик за стойкой бара, едва доросший до легального спиртного, напомнил Гарденеру Бобби, какой она была, когда впервые пошла в университет.
