арочка целуется взасос.
– Я решила уйти из дома! – заявляю я решительно. – Не могу больше.
Сжимаю в руках телефон и, наткнувшись на жалостливый взгляд Катерины, вздыхаю тяжко.
– Совсем невыносимо? – сочувствует подруга.
Делает знак официанту подождать.
– Они так и не простили тебя? – жалостливо тянет Катя и добавляет веско: – Уже пора бы.
– Нет, – мотаю я головой и добавляю веско: – Решение окончательное. Обжалованию не подлежит.
– Знаю, систер, – печально соглашается Катя и сама чуть не плачет. – Не хочу с тобой разлучаться.
Если честно, ближе Кати Димировой у меня никого нет. Мы с детского сада дружим. Редко расстаемся и с полуслова понимаем друг друга.
Усмехаюсь горько. Прикусываю губу, чтобы не расплакаться.
– Давай выкладывай, – требует Катерина, мгновенно считывая мое состояние.
– Сестра ждет бебика. Но объявлять при мне не захотела. Дождалась, когда выйду… Вот ей я что сделала? – тяну, всхлипывая.
И сама будто снова оказываюсь в прихожей родительского дома. С кухни доносятся голоса. Мама с сестрой накрывают на стол. Папа с зятем обсуждают последнюю рыбалку.
– Мы хотим вам что-то сказать… – весело начинает сестра и неожиданно осекается. – Она ушла или еще нет? – понижает голос.
– Сейчас посмотрю, – вторит ее муж.
Выглядывает в коридор. Но я успеваю спрятаться в тамбуре.
– Ушла. Можем рассказывать.
– У нас в феврале родится мальчик! – торжественно объявляет Ева.
А я, сцепив зубы, тихо выхожу за дверь. Силюсь не зарыдать от отчаяния. Под окнами, чтобы не заметили, добегаю до калитки. И без сил вваливаюсь в такси.
Знаю! Я накосячила. Но не до такой же степени? За два года могли бы и простить! Но не простили. Никто. Даже мама, и та от меня отвернулась.
Только одна моя Димирова осталась со мной.
– Хреново, – морщится она. – Но ты права. Нет смысла это терпеть. А что надумала?
– Переведусь в Москву. Там общагу дадут. На работу устроюсь. Как-нибудь справлюсь.
– Москва – это классно! – задумчиво тянет Катерина и тут же, оживившись, хватает меня за руку. – Давай вместе, Макарова?! Я отцу позвоню. Может, он разрешит в его хате пожить. Тогда и в общаге ютиться не придется. Соглашайся, а? Ну как я тут без тебя останусь?
– Да как-то неудобно, – теряюсь я от такого напора.
– Он у меня хороший. Только маме назло все делает, – весело объясняет Катя, заметив мой обалделый взгляд. – Они с мамой развелись, когда мне год исполнился. Молодые были. Дурные. Сразу после школы поженились. Не знаю, что там между ними произошло, – недовольно морщится она. – Он же научил меня в бильярд играть. Тряпки брендовые дарит, – кивает Катя на сумочку от Дольче Габбана. – Машину обещал купить. Мама, конечно, будет против. Но стоит мне заикнуться про Москву, папа все решит по-своему. Вот увидишь.
– Может, сделаете заказ? – подходит к нам официант.
Наверняка он все слышал. Но мне плевать. Честное слово!
Скоро меня не будет в этом городе. Уеду. Навсегда.
– Два латте! – выбираю я привычно.
А Катерина, деловито подхватив со стола сотовый, нажимает контакт. И когда в трубке раздается «Да, Катя, слушаю!», начинает ныть.
– Пап, мы с моей Макаровой решили в Москву перевестись. Нужно учиться у самых лучших педагогов. А тут что ловить…
– Я тебе давно это говорю, – слышится властный голос.
Вздрагиваю безотчетно. Аж мурашки пробирают от бархатистого тембра с легкой хрипотцой.
– Да, папа, да! – вторит Катя и довольно подмигивает мне. – Так ты нам поможешь? Мы же вдвоем с Настей едем…
– Кто такая Настя? – резко интересуется Димиров.
– Моя Макарова, – фыркает Катерина. – Я тебе про нее рассказывала. Помнишь?
Улыбаюсь, стараясь не рассмеяться в голос. Конечно, так все предельно понятно. Моя Макарова и моя Димирова.
– Ладно, – вздыхает Катин отец. – Я свяжусь с ректором. Вас переведут. Скинь мне все данные. Свои и подружки.
– Папочка, ты самый лучший! – тараторит Катя.
– Догадываюсь об этом, – усмехается мужчина и добавляет требовательно: – Собирайся. С матерью я порешаю.
– Спасибо! Спасибо! – снова подмигивает мне Катерина. Сжав в кулачок наманикюренные
