Сергеич, ты-то что здесь? – говоришь радостно и удивляешься: почему так просто с начальником на «ты» перешел. Как будто Киссинджер или Никсон какой.
– Ты не бойся, Леонид Ильич, – отвечает Никита, словно у меня поджилки трясутся. А настроение у меня как раз хорошее. Даже очень. Разве что смеяться не хочется. Громко, в голос. То есть смеяться-то хочется, и громко, и в голос, но чтобы в такой светлой комнате… Неудобно.
– Ты, Леонид Ильич, только не присаживайся, пока не расскажешь, – продолжает Никита.
– А что рассказывать, Никита Сергеич?
– Как вы меня убить пытались.
– Да кто ж мы-то?
– Да вы с Подгорным и Семичастным. Они-то все уже сознались, теперь твоя очередь.
И говорит тихо, по-доброму, ласково. А не орет, как при жизни всегда орал.
– Не верю, – отвечаю я, – чтоб Подгорный и Семичастный на себя такую напраслину возвели. Разве ж их пытали? Это все Петька Шелест клевещет. За то, что я его снял. А как было не снять? Вы знаете, что он по Украине спецпоездом разъезжал, так там у него отдельный вагон для коровы был. И ездила всегда одна и та же корова, от которой он только молоко и пил. Представляете – корова целый вагон занимала! А люди еще голодомор помнили. И…
– Петька тот еще жук, но здесь ни при делах. Говори, говори.
– Про убийство?
– Про убийство.
– Да как же тебя можно было убить? Тормоза подпилить или самолет протаранить…
– Нет. Ты знаешь, как. Я не шучу: Подгорный и Семичастный уже признались. Письменно. А я тебя всего устно прошу.
– А ты мне скажи, что они там, и я повторю.
– Слово в слово?
– Слово в слово.
– Зуб коммуниста даешь?
– Зуб коммуниста.
– Вы отравить меня хотели. Смертельный раствор водки с тазепамом. Водка «Зверская» от горно-алтайских товарищей. Принимаешь сто грамм – и тяжелый инсульт. Хуже, чем у Фролки Козлова. Ты – исполняющий обязанности. Ну и пошло, поехало.
Почему он не орет? Почему?
– А как бы мы тебя, Никита Сергеич, выпить заставили?
– Через охрану. Там Семичастный ситуацию держал.
– И что ты один бы стал пить?
– Вы так придумали. Попробовать водку от горно-алтайских товарищей. Чистейшую, родниковую. Специальная бутылка, только для товарища Хрущева.
– А чего же не тормоза, не самолет?
– Семичастный сказал: водка с тазепамом – самое простое.
– Ну а Подгорный-то нам зачем? Я все придумал, Семичастный исполнил. Подгорный зачем?
– А ты испугался, братец. Подельника решил взять. И взял. А потом его на Верховный Совет вместо Анастаса посадил.
– Думаете, не стоило?
– Мы ж на «ты», как Никсон с Киссинджером. Думаю, не стоило. Но это скажут Суслов с Андроповым.
– Почему они?
