пИнгвин на своем щите —законном ложе. Принесли как драму —
дают и в личном офисе поспать
под попугаий чих промяв кровать.
«Стая диких собак продолжает свой гадкий сюжет…»
Стая диких собак продолжает свой гадкий сюжет:
рвут одежду в клочки и зубами впиваются в кожу.
Отведу этот ужас – умолкнут поганые рожи,
и чернила просохнут мои, не задев их манжет.
Русской травли расправа вершит свой срамной самосуд.
Гаснет радость в глазах, и о стекла царапают звезды.
Водяные кукушки размыли по веточкам гнезда, —
за скорлупками взглядов овечью отару пасут.
Вечен междусобой – не протиснуться сквозь скоторяд.
Бородатые дебри кишат своей трепаной шкурой
и чужую загадят, – смотри, у прилавков стоят
и торгуют своей оцифрованной литературой.
Тихий ужас глядит в моровую Россию – дыру,
где пускают по кругу, спустив полосатые гольфы.
Обнуляя духовность, повытрепанные эльфы
в бредоверти смакуют благую для блефа пору.
«По змеиной тропе, давя одноглазых гадюк…»
По змеиной тропе, давя одноглазых гадюк
в целомудренных лупах, надвинутых прямо на темя,
дабы задом провидят, я двигаю свое время
по шкале Мандельштама. Прозрите поэта! О, трюк
распознать гениальность в другом, и принять, и понять,
не обидеться, что он талантливее и умнее.
Из людей делать монстров легко недоверьем, и злее
вам не будет попутчика, шпагоглотателя слов.
«Безлико дни проносятся в молчанье…»
Безлико дни проносятся в молчанье
как выделкой наружу обещанье
с гравюрой обесцвеченных надежд.
Нутро пустот нули несет по кругу
и навевает зябко песню друга
о воздаянье. Дух лапшички свеж.
Лапша наушная развешена красиво
на так доверчиво подставленные уши
лукаво загребающей рукой…
Так пересвистываются травинки
в болотных жижах, капая с рассвета
и передергивают узел лета
под писк птенцов людей: «Тепло, постой!»
В трясучке зимней вспоминая солнце,
в тьме безнадежности строгая память,
когда, чего и сколько упустили,
куда теперь, да и к кому бежать?!
И ходит яд: цикута ли стронций
в гнезде надежды. Как тут не полаять,
когда все должники себе простили?
Мне ль их лапшу на вилки собирать?!.
«Колбасные культуры менеджмента…»
Колбасные культуры менеджмента
усердно распальцовками листают
поэзию.
