государю нового фаворита! Кого-то из старых вельмож. Мало того, сановник этот уже был у императора, но отказался от назначения. Получается, Александр Павлович сам и приглашал его! Понимаете, Николай Николаевич? А тот отказался, но отказался из тактических соображений!
– О чем это вы? – спросил Чарторыйский.
Слава богу, настрой на веселый лад у него пропал. Я хотел пересказать все с начала, но Новосильцев и тут перехватил инициативу. Он в двух словах поведал князю Адаму о моих злоключениях, да так, что под конец я и сам едва сдержался от смеха. Но к моему удовольствию Чарторыйский взволновался не на шутку.
– Кто бы это мог быть? – призадумался он. – Кого из прежних вельмож Александр может призвать?
– Они называли его Длинным, – подсказал я.
– Пален или Беннигсен, – ломал голову князь Адам. – И встречался Александр с ним, выходит, не посоветовавшись с нами…
– Потому что мы медлим, слишком медлим! – воскликнул я. – А императору нужен результат. Больше года прошло, только говорим, воздух сотрясаем! А что сделали? Коллегии упразднили! Либеральные преобразования, называется!
– Тебя, брат Воленс-Ноленс, не поймешь, – развел руками Новосильцев. – То ты на Поло нападаешь – не нравится тебе, что он служить пошел, то гневаешься, что сделано мало!
– Так ведь смотря как делать! Вы же сами провозгласили: «Ничего для себя – ни наград, ни привилегий!»
– Хороша привилегия! – воскликнул Николай Николаевич.
Вошел лакей с подносом, расставил три чашечки кофия и хотел удалиться, но Новосильцев удержал его:
– Савелий, стой тут с кофейником и подливай кофия графу Воленскому, как только заметишь, что его чашечка наполовину опустела.
Лакей поклонился и встал за моим креслом. Я пропустил колкости Новосильцева по поводу кофейных чашечек мимо ушей и продолжил:
– Невозможно заниматься преобразованиями, будучи частью системы.
– Воленс-Ноленс отчасти прав, – вступился за меня князь Чарторыйский. – Действительность сломает железной пятой. Именно потому и государь, будучи верен в душе передовым идеям, на деле ищет компромиссы со старыми сановниками.
– Почему же – отчасти?! – воскликнул я. – Вы же сами говорите: действительность сломает железной пятой!
– Потому что с другой стороны есть риск всю жизнь простоять на обочине истории эдаким фрондером, – ответил князь Адам.
Я сделал маленький глоток кофия и поднял чашечку к горящим свечам. Огонь просвечивал через нежный фарфор. Изображенные в китайском стиле павлин и алые розы играли волшебными красками.
– Это веджвуд, – ревнивым голосом обронил Новосильцев.
– Вижу. – Я поставил чашечку на столик, лакей подлил кофия, я взглянул на князя Чарторыйского и с воодушевлением продолжил: – Я не предлагаю сидеть на обочине. И, по-моему, представился
