style="font-size:15px;"> Я постарался вложить в ответный взгляд максимум презрения, затем поклонился и, взяв под руку Розовую Шаль, сказал:
– Что ж, ваше сиятельство, вы бросили меня на поле боя.
И мы отправились с Розовой Шалью в другой конец, где участники танца готовились разыгрывать новую фигуру. Передвигаясь по периметру зала, мы поравнялись с кружком во главе с Новосильцевым.
– Как?! И вы здесь? – вскинул брови Николай Николаевич.
– А вы только приметили?! – парировал я. – Здесь же творится история!
– Но как же ваше утреннее недомогание? – спросил он.
– На больной заднице долго не усидишь, – сказал я так, чтобы услышали только мы двое, и, стрельнув глазами на барышню, добавил: – Тем паче, что история ждет.
Новосильцев хотел что-то ответить, но мы уже удалились.
– Андрей Васильевич! – услышал я знакомый голос.
Обернулся, увидел Михаила Илларионовича Кутузова и… обомлел – за спиной его в зеркале в полный рост отражалась моя спутница. Ее матовые плечи оказались открыты; золотистый поясок, высоко перехватив муслиновую тунику, подчеркивал пышную грудь и смелое декольте; розовая шаль переместилась на талию и, нарочно натянутая свободной рукой, облегала тело так, что сделались чересчур наглядными волнительные изгибы бедер и ягодиц. Барышня больше походила на Афродиту, выходящую из морской пены, чем на гостью придворного вельможи.
Михаил Илларионович что-то говорил, а что – я не уразумел, все мимо ушей пропустил, лишь последние слова генерала от инфантерии уловил.
– Ну, смотрю, тебе не до меня, старика! Правильно, твое дело молодое! Ты заходи в кадетский корпус. Я частенько бываю там, не могу в поместье усидеть. – Он пожал мне руку и похлопал по плечу.
Сгорая от стыда, я последовал дальше за Розовой Шалью. Я оглядывался с мнимым равнодушием, а про себя сердился на княжну Нарышкину за устроенный розыгрыш. Из-за ее прихоти я неприлично повел себя с Михаилом Илларионовичем, который в бытность мою кадетом руководил Сухопутным кадетским корпусом.
Не сдержавшись, я оглянулся, – Кутузова не нашел, зато заметил, что к компании графа Каменского и князя Чарторыйского присоединился хозяин дома, и все они от души смеялись над какими-то – не в мой ли адрес? – остротами. Михаил Федотович уже не жевал губы, а веселился самым естественным образом, глаза его влажно блестели, он держал Дмитрия Львовича под локоть и смотрел на него с умилением.
Вдруг я поймал себя на мысли, что военный губернатор гармонично смотрится в этой компании, и понял, как нелепо прозвучала бы моя жалоба на Михаила Федотовича, случись докладывать о его выходках государю. Царь потребовал бы от фельдмаршала объяснений, а тот поведал, как заметил на Караванной неизвестного, пробиравшегося через черный ход к княжне Нарышкиной. «Да-да, ваше величество, именно к Марии Антоновне…»
Да государь, пожалуй, еще и наградит фельдмаршала за то, что наказал нечестивца,
