а утра, а он уже был здесь и смотрел на нее не моргая. Вздрогнув, она спустила одну ногу с кровати и поправила немного сползшую майку, чтобы скрыть грудь от чужого гипнотизирующего взгляда. По темной комнате, слабо освещаемой лишь светом уличных фонарей, прошла к окну, скрестила на груди руки и посмотрела на визитера сверху вниз. Она рассматривала его с легкой гримаской сомнения в углах губ, как смотрела бы на свидетеля, который, как ей казалось, лжет.
Но и сегодня она быстро сдалась на шантаж двух фосфоресцирующих шаров, горящих безмерной надеждой, и открыла окно коту, который мяукнул от удовольствия.
Порыв зимнего ветра поднял пушок на руках Грейс. В ночном воздухе висела приглушенная тишина, небо было затянуто тяжелыми снеговыми тучами.
Шерстка кота отражала размытый свет уличных фонарей и луны; он лизнул спинку, явно ожидая от молодой женщины реакции на подарок, который принес ей.
– Еще одна мертвая птичка, как мило… – прошептала Грейс еле слышно, чтобы не разбудить своего соседа и друга старика Кеннета, который – редкий случай – не проснулся сегодня ранним утром в рыданиях.
Кот перестал заниматься своим туалетом и нагнул голову. Грейс приняла сочувствующий вид, как будто обращалась к ребенку:
– Ты ни разу не видел меня охотящейся и, стало быть, спрашиваешь себя, чем же я питаюсь…
Кот аккуратно тронул лапой птичий трупик.
– Я принимаю к сведению твои сомнения относительно моих способностей к выживанию. И знай, твоя забота о моем спасении от голода меня очень трогает. Но, как ты можешь убедиться, у меня не только кожа да кости, – пошутила Грейс, похлопывая себя по небольшой складке на талии.
Кот выгнул спину и стал тереться о руку молодой женщины, но та отстранилась.
– Я прекрасно поняла, чего ты хочешь, но решила жить одна, совсем одна, без родственников, друзей, без всех, только с моими книгами… – сказала она, бросив взгляд на кольцо на пальце.
Кот сел и перенес свое внимание с Грейс на какую-то точку возле кровати, на которую уставился не моргая.
– Что это ты так рассматриваешь?
Животное пожирало глазами ночной столик.
– А, ты помнишь, – прошептала она. – Ты знаешь ритуал моей трусости…
Каждое утро, встав с постели, Грейс опускалась на колени перед столиком, открывала его единственный ящик, запускала внутрь руку и касалась пальцами клавишного пульта, колебалась и, наконец, вынимала руку, после чего резко захлопывала ящик.
– Знаешь, всего шесть месяцев назад я нашла в себе мужество взять ключ и открыть дверь. Но, когда снова увидела то, что за нею… дрогнула и тут же вышла. Я думала, что готова снова столкнуться с правдой… с той самой правдой, от которой зависит моя жизнь и которая меня так пугает.
Кот по-прежнему сидел, уставившись в одну точку, как будто стерег мышь у ее норы.
Грейс посмотрела в пустоту, потом глубоко вздохнула и села на край кровати.
– Порой бросаешься в расследование душой и телом, а когда приближается момент развязки, потихоньку его забрасываешь. Не из лени, а потому, что предчувствуешь ужасную правду, которую собираешься открыть. – Грейс состроила насмешливую гримасу. – Инспектор Грейс Кемпбелл, прославляемая властями Глазго за смелость, боится… самой себя.
Она с досадой махнула рукой и воздела глаза к небу, осознав, что откровенничает с котом, пусть даже сочувствующим ей.
А тот вздрогнул от прикосновения снежинки, упавшей ему на мордочку. Грейс открыла комод, достала из него одеяло, свернула и положила его на каменный карниз, смастерив нечто вроде гнезда рядом с животным.
– Можешь туда забраться, согреешься… Но давай на этом остановимся.
Она аккуратно закрыла окно, чтобы не прищемить виляющий хвост кота. Потом взяла с ночного столика фонарь и зажгла свечу, которая затрещала в тишине комнаты. Пламя осветило лицо молодой женщины, окрасив в оранжевое ее добрые карие глаза и полные губы. Грейс обернулась.
В окне отражались лишь приятно округлые формы ее фигуры. Кот исчез. Она почти пожалела о том, что он ушел так быстро. Ей бы хотелось, чтобы он настаивал на своем чуть дольше, чтобы снова посмотрел на запретный ящик. Чтобы вызвал в ней чувство вины за то, что она постоянно оттягивает час расплаты.
Грейс подобрала с пола свою одежду, улыбаясь от мысли, что сторонний наблюдатель мог бы усмотреть в этом признаки нетерпения от нахлынувшей страсти. Действительность была куда более прозаичной. Вчера вечером, вернувшись домой позже обычного из-за светского приема у мэра Глазго, она не нашла в себе сил разложить вещи по местам. Появиться на приеме Грейс упросил ее начальник. Проведенное ею расследование убийства в Айонском монастыре наделало много шуму, и в течение последних
