понимаешь, доченька, инструкция написана на японском и на английском. Выпендрились, желтопузые. А я знаю только немецкий. Перед моим отъездом ты начала ходить на английский. И вот я подумал, может, ты покумекаешь там немножко.
Ответить я не успела. Мама опередила меня:
– И как там твои успехи?
– Прекрасно, – ответил он слишком поспешно и как-то слишком уверенно. – А что?
– А то, что найми себе переводчика и поторопись найти хорошего адвоката.
– Кто это? Кто? Малинка, это ты?
– Нет, голос правосудия.
– Лапушка… – простонал папа.
– Я засекла твой номер, – соврала мама, – и завтра звоню в Интерпол. Пусть они тебе напомнят, что у тебя двое детей.
– Ты меня Интерполом не пугай! – возмутился папа. – Я помню про детей. Но мне сначала надо было обжиться, заработать.
– На «полонез». Как же, помним. «Полонез», простор и свобода. Ни стыда у тебя, ни совести. Даже жалких десяти марок за пятнадцать лет не прислал. А у твоей дочки в праздники помолвка. Бедная сиротка.
– Мама, да какая я сирота! – запротестовала я.
– Вот именно, – подхватил отец, – я ведь жив, и я помню. Когда помолвка?
– На святого Щепана[1].
– Ты от темы-то не уходи, – атаковала мама. – Если до субботы не придет перевод, в воскресенье на рассвете жди налета полиции.
– Никакой полиции не будет. Я сейчас же звоню своему консультанту. С утра вышлю тебе чек.
– Для тебя же лучше, если так и будет. А иначе в субботу я звоню своему консультанту и посылаю к тебе киллеров с Украины. Они покруче немецкой полиции.
– Обойдемся без них, лапушка. Малинка, так что будем делать с этим текстом?
– Отдай его своему консультанту! – крикнула мама и швырнула трубку.
Через три дня пришел чек на 1500 марок, по 500 на каждого. А сам отец явился на мою помолвку. И все пошло кувырком.
Помолвка
Праздники. Елка на полкомнаты, и лампочки мигают на ней, как на авто шерифа. В общем, полный парад. Белые блузки, жесткая от крахмала скатерть. Все прикинутые: мама в жемчугах, Рафал с бабочкой, его старик весь расфуфыренный. Я как раз режу кофейный торт. Вдруг звонок. Меня словно что-то кольнуло, но я как ни в чем не бывало иду к двери. Открываю. А передо мной пирамида из фруктов. Причем сплошная экзотика. Я даже названия всех не знаю. Наверху ананас. Я раздвигаю листья, и что же я вижу? Отцовский фейс. Никаких изменений, только более загорелый, и неизменный перманент. Американская улыбка, подвешенная к ушам. А на шее шелковый шарф цвета ecru[2]. Я пригласила его войти. Он вошел, поставил поднос, потом вернулся за коробкой со спиртным. Запыхавшись, притащил ее и прямиком попер в комнату.
– Приветствую родителей будущего зятя, – протянул он руку отцу Рафала. На безымянном пальце у него поблескивал томпаковый перстень с искусственным рубином размером со сливу. Папаша обожает дешевые эффекты. Он уселся за стол и подмигнул маме.
– И такие дрянные вина вы пьете на помолвке моей наследницы?
26 декабря.
