го лишь по третьей бутылке, когда Васюта сказал:
– Капон, а ты знал, что у нас в Мончегорске во время войны испытывали атомную бомбу?
Вася Сидоров был по определению балаболом, но Андрюха Кожухов от подобной вести все равно чуть пивом не захлебнулся.
– Во время какой войны, чудик? – уставился он на приятеля.
– Великой Отечественной, какой еще-то? В Гражданскую Мончегорска еще не было.
– Хорошо хоть не в Первую мировую. Бомбу когда в СССР испытали, знаешь? В сорок девятом. Даже пиндосы свою только в июле сорок пятого жахнули на полигоне в Нью-Мексико, а уж никак не у нас в Мончетундре[1]. Ты мне лучше про ядерное оружие туфту не гони, я этим в свое время интересовался, да и в армейке нас на эту тему шпиговали. Плавали, как говорится, знаем.
Здоровенный лохматый «дворянин» Медок, наблюдавший из угла кухни за беседой, подтвердил зычным «гав» слова хозяина. Умный взгляд его светло-коричневых, цвета гречишного меда глаз, из-за которых пес и получил свою кличку, тоже казался одобрительным.
Но Васюта, убедительно расправив плечи и втянув заметно выпирающий животик, не унимался:
– Знаешь, да не все! Про это, ясен пень, нигде не писали. Это же были секретные испытания! У меня прадед в том проекте каким-то боком участвовал, он потом в лагерях сгинул, но мне дед рассказывал, что от отца слышал – мол, ядерными взрывами в наших сопках хотели руду добывать.
– Твой дед попутал слегонца, – отхлебнув пива, усмехнулся Андрюха. – Это в семидесятых-восьмидесятых провели пару-тройку подземных ядерных взрывов. Типа для дробления руды. И не в наших сопках, а в Хибинах. Но тогда получилось не то, на что надеялись, и это дело забросили.
– Ну, там, может, тоже было, но и у нас взрывали. Руда – это как бы так, для отмазки, если бы слухи пошли, а главное – бомбу надо было испытать. Ну и как бы под шумок – пока немцы комбинат бомбили, тут взорвали – вроде как это тоже они.
– Да екарный же бабай! – хлопнул по столу Кожухов. – Немцы комбинат не бомбили, они его для себя берегли, думали, что быстро Кольский полуостров захватят. Обстреливать с самолетов обстреливали, и по ним тоже отсюда зенитки стреляли, вот и вся бомбежка.
– Ты прям будто сам стрелял, все знаешь, – хмыкнул Васюта. – А, ну да, ты же у нас краевед… черный копатель.
– Чего пургу гонишь? Никакой я не копатель!
– А на Рыбачий кто в начале десятых шастал? Тебя же тогда как раз Аль Капоне прозвали, а потом до Капона сократили, когда ты со старым оружием делишки мутил, пока тебя со «Шмайсером» не замели.
– Не со «Шмайсером», а с «MP 40», бестолочь! – всерьез начал злиться Андрюха. – И никуда меня не замели, я сам его сдал.
– Точно! Помню! – захохотал Вася Сидоров, и Медок грозно на него зарычал, от чего смех тут же прервался. Но ехидства в голосе у приятеля не убавилось: – Ты же с Ленкой тогда мутить начал, она тебя и заставила.
– Не мутить, а встречаться, – скрипнул зубами Капон. – И никто меня не заставлял, я сам решил с детством завязывать, серьезную жизнь начинать. Если у тебя еще память пивасом не залило, должен помнить, что я как раз тогда на комбинат устроился, а потом и на Ленке женился.
– Ненадолго той женитьбы хватило, – захихикал Васюта. – И года не прошло, как разбежались!
– А вот это не твое дело! – сдвинув брови, начал подниматься из-за стола Андрюха. Медок опять зарычал, а приятель быстро вскинул руки:
– Не мое, не мое! Я это так, сдуру ляпнул, прости. Ты лучше про взрыв тот все же дослушай. Я ведь не просто так про него начал. Когда прадеда энкавэдэшники брали, они все в доме перерыли, забрали все его дневники, записи… Но один листок залетел тогда за шкаф, и дед нашел его лет через двадцать, когда менял мебель.
– И че? – все еще сердито сопя, буркнул Капон.
– Так вот он, читай, – вынул Васюта из-за пазухи и положил на стол небольшой пожелтевший листок, заполненный ровными рукописными строчками.
Андрюха взял его и прочел следующее:
«…взрыв был страшнее, чем мы ожидали. И вовсе не внешне, не в плане материального воздействия, поскольку разрушил он не физическую сущность, а открыл тот невероятный, инфернальный, я бы сказал, ужас, от которого мы, казалось, давно избавились благодаря нашей великой революции. Самое страшное, среди нас нашлись такие, кто хотел продолжить контакты, впустить сюда эту гадину. Но нет, с царским режимом нам уж точно не по пути. Поэтому мы взорвали смердящую точку на сопке Нюдуайвенч[2], путь в эту бездну отрезан».
Капон недоуменно повертел в руках листочек. Наблюдавший за ним Васюта кивнул:
– Вот видишь.
– Вижу, –
