до нитки под этим проклятым дождем, так и не удалось добраться до своего нового поместья. Зло чертыхнувшись, он хотел поторопить коня, но вдруг резко его остановил и развернул на девяносто градусов. Ему показалось, что где-то позади раздался чей-то крик и ржание лошади. Дождь становился все сильнее, капли ручьем стекали со шляпы. Это ограничивало видимость и не давало возможности разобраться, откуда исходил звук. Он заставил лошадь прошагать еще несколько футов, но звук больше не повторялся. Может, показалось?..
И в этот же миг мимо него пронеслась серая лошадь без всадника. Джеймс сразу понял, что, кто бы на ней ни ехал, он в беде. Пришпорив своего коня, он поскакал в ту сторону, откуда бежало животное, и, проехав совсем немного, он, наконец, увидел несчастного всадника, а точнее, всадницу – как выяснилось, когда виконт приблизился вплотную. Судя по всему, девушка лежала без сознания.
Спрыгнув с коня, виконт поспешил на помощь. Он осторожно развернул незадачливую всадницу лицом к себе и оторопел от ужаса. Страх стиснул сердце, словно стальным обручем. Девушка лежала на земле неподвижно и не подавала признаков жизни. Ее платье кремового цвета промокло насквозь и облепило стройное тело, словно вторая кожа. Это была она – та, о ком он обещал позаботиться Логану, малышка Эмми.
Быстро наклонившись, он подхватил девушку на руки и прислушался: равномерное дыхание Эмми вернуло Джеймсу присутствие духа. Облегченно вздохнув, он продолжил обследование. На ее голове он нащупал небольшую шишку, лодыжка, покрытая свежими ссадинами, сильно опухла.
Джеймс руками прошелся по ее телу, убеждаясь, нет ли других повреждений. Травм он не обнаружил, зато был совершенно сбит с толку реакцией своего тела на это невинное прикосновение. «Кровь Господня! – удивился Джеймс, мысленно и ругая себя, и оправдывая: – Это все длительное воздержание».
В последнее время у него не было ни времени для женщин, ни желания. К тому же он лишь недавно оправился от ранения, после чего его отправили в отставку, дав очередную медаль за отвагу. Джеймс не был этому рад, он хотел остаться в безумии войны, где не было времени на душевные терзания или на любые другие человеческие чувства. Смерть его не пугала, он боялся остаться один на один с горечью утраты. Эта рана вряд ли когда-то затянется, к тому же вот – он держит на руках живое напоминание о прошлом.
«Отправляйся домой, – отвечал на все протесты Джеймса полковник Денерсон. – Это я тебе как друг говорю, а не как твой командир. Я не знаю, что с тобой происходит. Боюсь, если ты останешься, то очень скоро поймаешь пулю, а меня может не оказаться рядом. Мы военные, и в нашей профессии риск – обычное дело, но ты рискуешь там, где можно этого не делать. Черт возьми, ты что, смерти ищешь?! Радуйся, что остался жив, ты и так одной ногой был на том свете! Не стоит спешить туда. Возвращайся домой и найди, ради чего стоит жить!»
«Через месяц я буду в порядке, это просто царапина», – возразил тогда он полковнику.
«Это не была царапина, и ты это знаешь».
«Мое место здесь…»
«Ты
