огоньком все той же надежды ослабить тревогу, но навряд ли могла усмирить подступившую ярость взбудораженного сердца. Дым проникал внутрь, словно чей-то бестелесный дух, и, сталкиваясь с болью, поспешно покидал легкие. За стеклянной дверью, ведущей в гостиную, разгорались нешуточные страсти. Два стула посреди комнаты, связанные между собой, никогда еще не были опорой двум пройдохам, павшим под гнетом суровых женщин. Похитители молчали, свора крикливых теток пыталась их разорвать, но мужские руки преградой пресекали задуманное. Кто мог подумать, что Кэтлин бывает такой яростной. Она, прикрыв плечи пятнистым манто, кидалась на братьев Стивенсон разъяренным леопардом, затем уходила прочь из зала в ванную комнату, где, сидя на полу, обхватив коленки плакала Биби. Алеющие синяки под глазами Коула – дело ее рук. Впрочем, от одного из таких ударов она вывихнула палец и сломала пару ногтей.
«Героический поступок, – подумала Мари. – В любой другой ситуации Кэтлин зазвонила бы во все колокола, призывая докторов, маникюрш и косметологов. А теперь переломила себя».
Фру Олсен вместе с Сарой находились на кухне. Двадцать капель валерианы на стакан воды не прояснили их мысли, но чуть замедлили учащенный пульс. Когда рука Лайзы обхватила стакан, просторы кухни наполнили звуки ее перстней. Пальцы тряслись, а невольные пленники постукивали о стекло. Они смотрели друг на друга глазами-блюдцами, ухая и ахая от напористых фраз капитана Малькольма, доносившихся из душной пытальни.
Мари обернулась и увидела спину матери, подпирающую дверь на балкон. Она будто бы боялась пропустить в этот хаос свое неразумное дитя и не замечала сигаретный огонек за полотном стекла.
– Зачем? Скажи, Гарри, зачем? – злился Малькольм. – Я понимаю, Коул – дрянная голова, но ты?!
Ярл рассекал воздух руками, словно что-то рубил, его искривленные губы обнажали бешеный оскал, а глаза сверлили притихшую плоть.
Гарри молчал, потупив взгляд, да и что он мог ответить, когда вокруг были пострадавшие от их рухнувшего обмана. Герр Олсен восседал на диване около стены, скрестив пальцы под подбородком. Его Клер, его девочка была неизвестно где, и под этой маской беспомощности глазам некуда было деться. Они наливались слезами, не веря, что люди могут быть такими жестокими. Совсем по-другому выглядел Гарольд, уплетающий за обе щеки вишневый пудинг. Посматривая на страдальца по правую руку, он мерзко чавкал, ерзая на неудобных пружинах.
Мари, докурив сигарету, вновь обозрела улицу и подметила, что стало уже совсем темно. Закатное солнце ушло за горизонт, и фарфоровая кожа заледенела. Кое-где зажженные фонари осветили череду деревьев, и теней стало намного больше. Они выросли и в ее мыслях. С каждым словом Ярла проступала новая тень, с каждым молчанием горе-братьев возвращалась нервная дрожь. В пытальню снова вернулась Кэтлин со стаканом холодной воды. Ее взгляд, скользнув по кремовой стене к окну, приметил Мари, и она глубоко вздохнула.
«Чем
