задранными кверху. Кроме них, здесь не было ни одной живой души.
Хижину за хижиной они обошли все побережье, по-видимому, поспешно оставленное ами́йским народом. Среди прочих самобытных построек выделялись красные домики, принадлежащие, по словам Фендо́ры, неким врачевателям, нарекаемым на Ка́тисе тайку́. За ними зеленели цветочные луга, на которых паслись рогатые красношерстные умы, наверняка не ведающие ни о чем. Сэл удивилась наличию у животного, напоминающего буйвола, десяти рогов и струящейся красной шерсти. Она изредка отвлекалась на красоту вокруг себя, думая о том, что где-то здесь ждет ее отец, если, конечно, он еще жив.
– Припомните, дорогая Фендо́ра, одно имя! – потребовала Сэл, прикоснувшись к рабыне, утомленной послеобеденным солнцем. – Когда я находилась в яме для пленных, вы озвучили мне его, как имя торговца, у которого мой отец.
Обессиленная женщина не любила жару и вспотела с головы до ног. Там, на Сэ́йланже, урпи́йские жилища – гри́фу – всегда веяли холодом, остужая все вокруг, а здесь песок был вместилищем огня и обжигал босые пятки. Но, тем не менее, припомнить имя торговца она смогла.
– Гурдоба́н зовут его, – обронила Фендо́ра. – Но я не знаю, где он живет.
– От вас мало проку, – прошептала Сэл, опечалившись недальновидностью спутницы.
– Мало проку?! – возмутилась Фендо́ра. – Неблагодарная девица! Мой сын пожертвовал своей жизнью, спасая тебя! Все только и делают, что спасают твою жизнь!
Рабыня, сморщив лицо, почернела кожей и, взмахнув свинцовой дланью перед Сэл, намеривалась залепить ей пощечину. Но девушка, осознав свою вину, в мгновение пала к ее ногам, искренне попросив прощения.
– Я такая глупая, такая бесчувственная, – рыдала она. – Простите меня, простите, если ваш сын жив, мы обязательно вызволим его.
Фендо́ра остудила пыл, и жар спал с ее щек, как материнские слезы. Она смотрела на Сэл с жалостью, а цвет ее лица приобретал тон спокойствия.
Через мгновение с пригорка, где они находились, глаза урпи́йки рассмотрели шлюпку, что, качаясь колыбелью мерцающих вод, причаливала к побережью.
– Смотри, – обронила она, тыча в воздухе пальцем. – Хвала богам! Вот они, красноликие ами́йцы! Спасители потерявшихся душ!
Девушка, встав с колен, вытерла слезы, расплываясь в улыбке от счастья. Ей казалось, что еще совсем немного, и она падет в объятия к отцу, а после они решат вопрос о возвращении домой. Но отца среди причаливших не было.
Поспешным шагом к ним приближалось четверо мужчин, одетых в средневековые одежды. На просторном красном плаще одного из них в виде подпоясанного сюрко поверх котты был изображен рисунок черной птицы. На ногах мешковатые штаны, заправленные в черные кожаные сапоги. Его спутники были облачены в сорочки свободного кроя, неряшливо заправленные в шаровары, они были босы и по виду напоминали матросов.
Беглянки стояли на месте, пока тот, кого другие окликали
