подвиги, военные и трудовые, отношение к товарищам, а также стойкость в непростых жизненных ситуациях вдохновляют меня на поступки, – провозгласил я.
Товарищ Шиманов наклонился ко мне и сказал:
– Я все время думаю, как так в детстве за тобой мамаша не доглядела, что ты радио проглотил?
Он положил руку мне на голову, на ощупь его рука чувствовалась куда мягче, чем должна, потому что она была лишена кожи, кожу ему заменяли черные перчатки, но под ними – сразу плоть, мясо.
– Еще что-нибудь скажи, давай!
– Я готов доложить вам обстановку. Подозрительных элементов за время исследования вокзала мною обнаружено не было.
– Ну вот и славно, – сказал товарищ Шиманов. Из-под его перчатки подтекала желтоватая жидкость, одна капля приземлилась прямо рядом с моим ботинком. Но мне не стало противно, ведь я разговаривал с героем.
Товарищ Шиманов закурил одну из своих по обыкновению невероятно вонючих папирос (они отбивали железный, кровяной, мясной запах, исходивший от него, как и щедро набрызнутый «Шипр»).
– Катерина, – сказал он моей маме. – Небось все глаза выплакала, а?
– Нет, – сказала мама. – А где Лена?
– У нее голова болит, – ответил товарищ Шиманов. – Я так и сказал ей: ну и хрен с ними, не езжай.
– Я хотела с ней поговорить, – чуть подумав, добавила мама. – О мальчиках.
– Ну, о мальчиках и со мной можно пошептаться, – сказал товарищ Шиманов, показав острые зубы.
Мама взяла его за рукав, оттянула в сторону, и я увидел, что ноги у товарища Шиманова заплетаются, впрочем, не упасть он умудрялся с невероятным изяществом.
– Твой Борис донимает моего Арлена, – сказала мама тихо, но недостаточно тихо, чтобы я не услышал. Во всяком случае, достаточно тихо, чтобы не услышали Володя с Борей.
Товарищ Шиманов засмеялся, а потом громко, как пьяный (или он и был пьяным), развязно приобняв мою маму за плечи, сказал:
– А ты объясни-ка своей дочке, что стучать – это плохо, а то тяжело ей в жизни придется. Пока твоя лапочка-дочка этого не поймет, ее будут учить.
Надо ли описывать здесь степень моего унижения? Боря заливисто захохотал, запрокинув голову, Володя сказал:
– Батя есть батя. – И развел руками.
Я почувствовал, как сильно у меня горят щеки. Теперь казалось, что так будет всегда. Мама сказала:
– Вот почему я с Леной хотела поговорить. Ты-то на людей кидаешься.
Я не подходил к Боре и Володе, но Володе помахал, чтобы показать, что мы товарищи, несмотря на всю эту ситуацию.
Пришло время рассказать о Володе и Боре. Так как они будут появляться в записях довольно часто, следует их тоже описать. Возможно, когда я захочу перечитать эти записи в будущем, из-за червя моя память пострадает, и я не смогу вспомнить чего-то важного. Требуется быть очень обстоятельным, но не слишком обстоятельным.
Володя
