за нами пришёл учитель географии. В запале мы забыли и о перемене, и о следующем уроке, и даже звонка не слышали от всеобщего помешательства. Умник нашего класса Валька Мочалкин убрал со лба намокшую чёлку и спросил десантуру:
– А как же теория?
– Какая ещё тебе теория, мальчик? – снисходительно посмотрели они на этого делового клопа.
– Ну, про происки империализма и позицию СССР в отношении растущего напряжения на Ближнем Востоке.
– Да! – загалдели и другие. – Почему нас никто не любит? Мы же лучшее государство в мире, самое справедливое и миролюбивое! Мы всех любим, мы всем помогаем в случае землетрясения или неурожая! А нас все считают врагами…
– Да-а? – сдвинул берет на лоб и состроил насмешливую гримасу самый разговорчивый из них. – Ох, горе-то како: не любют их! А ты не жди, когда тебя полюбят: пулемёт в руки и собирай признания в любви. Отбоя нет от симпатии – уж поверьте моему слову, дети.
Мы тогда ничего не поняли из этих слов, поэтому просто захохотали, как над очень удачной шуткой. Потом один мальчик из десантников только тихо и серьёзно сказал: «Мы сами никого не любим – ни чужих, ни своих». Но его поняли ещё меньше.
После Перестройки эту войну резко объявили ненужной и несправедливой, хотя она уже съела несколько тысяч советских жизней. Обычно нам и несколько миллионов не жалко отдать за ради неизвестно чего. Воинов-афганцев перестали считать героями и объявили «захватчиками, насильно навязывавшими афганскому народу просоветский режим». Военно-патриотическое же воспитание вообще отменили. Патриотизм стал чуть ли не презрительным ругательством, а пофигизм к своей стране – модной позой. И вот от такой резкой смены ценностей в наших головах засело двойственное отношение к окружающей реальности вообще и к этой десятилетней войне в частности; войне самой долгой, какую когда-либо вела Россия после войны с Наполеоном. Праведная она была или неправедная? Нужна она была или нет? Нужна Советскому Союзу или всё-таки миру в целом? Не предшествовало ли падение режима Наджибуллы, державшегося за счёт советских танков, зарождению исламистского террора, который подстраивает под свои преступления религию и докатился нынче аж до самой Америки? Вот над какими вопросами мы задумывались в детстве, вот какие темы обсуждали на школьных собраниях и диспутах. Мы были до ужаса политизированными детьми, в отличие от следующего аполитичного поколения, которым, видимо, на нашем примере до смерти надоела политика. Мы знали в лицо всех членов Политбюро и уже в классе шестом разглагольствовали, за кого будем голосовать на выборах, когда вырастем.
И вот Волков пришёл к нам самым первым из «афганцев». Мы с любопытством смотрели на этого человека, как на героя стихов Сергея Михалкова – легендарного дядю Стёпу. Задрав головы, разглядывали его военную форму, значки и награды. Мы висли у него на руках по три человека, и он, ко всеобщему ликованию, с лёгкостью нас поднимал и удерживал. Когда его попросили
