style="font-size:15px;"> – Свобода? – четко произнес женский голос с явной вопросительной интонацией.
Посередине в кадре сидит брюнетка, просто одетая, ног не видно, но угадывается, что на ней джинсы. Синяя толстовка с логотипом фирмы. Ее открытая улыбка не стирается с лица, но как будто скукоживается, в карих глазах поднимается тьма, все лицо словно пропитывается кислотой.
– Забудьте, – произносит она тихо, с еле заметным акцентом. – Я не могу об этом говорить.
– Вы сами об этом заговорили, Надя. До того, как мы включили камеру. – Вы сказали, что свобода – это последнее, чего вы хотите достичь. И усмехнулись.
– Но Рита, дорогая, вы сказали нечто совершенно невозможное, будто я должна быть абсолютно открытой, чтобы достичь свободы. В гробу я видала эту свободу.
– Скажите что-нибудь о свободе, прежде чем мы пойдем дальше, что угодно. Охарактеризуйте ее одним словом, не задумываясь.
– Нельзя говорить о свободе как о чем-то абстрактном. Это слово отравлено. Я всегда буду ненавидеть свободу.
Повисла минутная пауза. Надя Карлссон, похоже, не испытывала ни малейшего неудобства и не пыталась заполнить молчание всяким шлаком, в котором обычно любят копаться психологи. Рита Олен и не настаивала. Наконец она произнесла:
– Расскажите, почему вы обратились ко мне, Надя.
Надя поерзала на стуле. Опустила взгляд. Потом снова подняла глаза и сказала:
– Меня мучают жуткие кошмары.
У Нади другая прическа. Новая стрижка. Одета примерно так же, только толстовка теперь бордовая и с другим логотипом.
– Почему так трудно говорить о кошмарных снах? – спрашивает дружелюбный голос без лица.
Надя поворачивается к камере, смотрит прямо в объектив. Взгляд теплый, но несколько потерянный.
– Потому что я их не помню. Я никогда не могу их вспомнить.
– Но вы от них просыпаетесь?
– Они будят меня и исчезают. Я знаю, что они были. Но они уходят.
– А как вы понимаете, что эти сны были, Надя?
– После них я чувствую себя дерьмом. Как будто на мне уродливые шрамы.
– Вы можете сравнить это чувство с каким-нибудь другим?
Этот взгляд. Прямо в камеру. Как будто Рита Олен намеренно села с камерой так, чтобы снимать глаза пациентки, а потом анализировать выражение ее лица.
– Если честно, Рита, дорогая, – говорит Надя, – такое чувство, что обкакался.
Теперь безликий голос спрашивает:
– Что вы помните о своем супруге?
– О чем?
Надя, кажется, искренне удивлена. Сегодня на ней платье, прямое, простое. Голос продолжает:
– Микаэль из Швеции, ваш муж. Вы помните, где вы поженились?
– А, этот. В мэрии Львова, процедура заняла пару минут, после
