ярко светила на безоблачном небе. Везде все забито. Всю ночь мы продремали на бетоне перрона.
После бетонной ночи мы встали уже в пять утра. Х., до этого руководивший группой, в Бурже не появился. Примерно в девять мы начали штурм товарного поезда. Вагоны были забиты женщинами и детьми. Роберт и я нашли два места прямо у дверей. Мы сидели, свесив ноги наружу. Давка в вагоне объяснялась безгранично глупым размещением вещей. Мы хотели навести порядок, но об этом даже речи не могло быть. Подпарижский народец непримирим. Парализованный старичок на коляске стал грозить Роберту палкой. Никто никому не хотел помогать. Когда я одной из женщин принес бутылку воды, она вырвала ее у меня из рук и посмотрела как на врага. Поезд тронулся, мы ехали в Монлюсон. Сразу после Буржа остановились. Пролетел немецкий самолет, но поезд не обстреливал. Опять тронулись. Жаркий день, в вагоне воняет. Старичок занервничал. Увидев, что на станциях люди выходят и ложатся на траву, он тоже захотел выйти и prendre un peu d’air[44]. Потом у него начался приступ бешенства, он обзывал и бил палкой всех вокруг. Дочь стала плакать и кричать, что он сошел с ума, началась суматоха. Она рассказывала всему вагону, что она сделала для отца, а старик ругался, что фрицы уже здесь, что Франция уже не Франция, а просто-напросто говно, в принципе, говорил по делу и совсем не как сумасшедший. Vivent les fous[45], – сказал я Роберту.
Небо затянуло тучами, пошел дождь. Мы пили ужасное, затхлое белое вино, другого в Бурже не нашлось. В горле у меня пересохло, мучила изжога, и я еле держался на ногах. Под вечер приехали в Монлюсон. Мы собрали манатки – и в город, несмотря на призывы остальных ехать дальше. И не подумаю. В городе нам удалось наконец съесть нормальный ужин с супом и мясом. Потом поиски ночлега. В кинотеатр вносят охапки сена. Входим внутрь – роскошь. Мягкие кресла, много места, можно принести себе соломы. Я только не понимаю, почему бы им не показать какой-нибудь фильм. Было бы приятно лежать на соломе и смотреть на Марлен. Мы сразу вернулись на вокзал за вещами. Там выяснилось, что часть группы уехала на одном поезде, а вторая, не отвоевав себе места, ждала другого, которого еще не было. Я посмотрел на Роберта, покрутил пальцем у виска, и мы, взяв велосипед и багаж, пошли в кинотеатр. Свое барахло мы оставили там, попросили присмотреть дремавшего на соломе беженца и пошли в город.
В городе полно военных беженцев. Сидят себе в бистро, пьют вино или кофе и судачат. Вечерняя газета наделала шуму, так как сменилась французская власть, эвакуированная в Бордо. Рейно подал в отставку, его место занял Петен, вице-премьером стал Вейган – почти все военные. У всех на лицах обеспокоенность: не значит ли это, что обороняться придется до последнего. А тем временем немцы уже в нескольких местах перешли Луару. Это конец.
Из любопытства мы пошли на вокзал. Вторая группа тоже уехала. Тут вдруг появились двое наших рабочих. Один из них, Тадзио, отвел меня в сторону и заявил, что специально опоздал на поезд, не мог больше выдержать.
Вдохнуть свежего воздуха (
Да здравствуют сумасшедшие (
