от пуль на форме солдат и, не обнаружив на полу стреляных гильз, предположил, что убийца использовал револьвер. Затем Отто заметил нечто необычное и вытащил из широких кармана брюк Уве банку тушёнки, вслед за которой выпали ещё несколько баночек со свиным мясом.
Обер-лейтенант угрюмо покачал головой и положил консервы на стол, едва успев заметить боковым зрением направленный на себя из детской комнаты пистолет, за секунду до раздавшегося выстрела. Пуля «Нагана» вонзилась в плечо взвывшего от боли мужчины, заставив его в ответ выпустить в детскую неприцельную автоматную очередь.
Чудом Серафима успела укрыться за стеной, прежде чем пули просвистели возле неё в дверном проёме роем разъярённых пчёл. Отто болезненно схватился за плечо, отступил в молельную и положил автомат на алтарный столик, вынув из кобуры свой «Вальтер». Затем командир взвода передёрнул затвор пистолета, пошевелил раненой рукой и понял, что более не может стрелять ею из-за застрявшей в плече пули.
– Дерьмо! – громко выругался мужчина, уязвлённое эго которого пострадало ничуть не меньше его ведущей руки.
Единственным желанием, всецело поглотившим Отто, стала жажда мести хозяйке мазанки, которая оказала ему и его ребятам столь негостеприимный приём. Раненый командир павших солдат чувствовал себя в эту секунду первобытным охотником, преследующим бросившую ему вызов жертву, которая была обязана умереть.
– Моё лицо станет последним, что ты увидишь перед смертью, – с вызовом крикнул мужчина в дверной проём, сжимая в левой руке пистолет.
Стоя на ватных ногах у стены детской комнаты, Серафима испуганно вздрогнула от гневного крика солдата и пыталась перевести дух, понимая, что раненый ею немец стал теперь вдвое опаснее для неё и дочери.
«Нужно увести его подальше от Вареньки», – подумала женщина, в барабане револьвера которой оставалось всего два патрона. – «Я вылезу из окна детской, добегу до забора Тараса Наумовича, перелезу через него и окажусь на соседней улице. Пока водитель дождётся автоматчика, и они заведут мотор, я успею скрыться, а когда немцы поедут за мной, Варенька выйдет из кладовки и доберётся до коровника».
Сочтя этот план более благоразумным, нежели ведение дальнейшего боя с разгневанным на неё и хорошо вооружённым солдатом Вермахта, Серафима спрятала «Наган» в карман летнего платья и тихонько открыла окно комнаты, после чего выбралась на зелёную лужайку.
Женщина едва успела сделать несколько шагов, когда услышала окликнувший её голос молодого водителя грузовика. Серафима испуганно повернулась к калитке дома и увидела перед собой немца, держащего её на мушке «Парабеллума». В следующую секунду женщина принялась молча читать молитву, глядя в лицо вражеского солдата глазами бесконечно любящей своего единственного ребёнка матери.
Увидев, что Серафима продолжает
