разбитый на острова городской массив. И тут же – ограды мостов, решетки парков, фонари с тусклым петербургским светом. Петербург Пушкина – подлинный Петербург, тот город, чья душа скрывается и в мглистой морозной зимней ночи, и в бессонной белой летней.
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла…
Но не закончен бой, стихия, словно разбуженный бог Тор, готова в любой момент нанести удар по творению царя людей. Ждать недолго… Стихия – природа, с которой не совладеть даже самодержавной власти. Разрушительное наводнение началось.
Народ
Зрит божий гнев и казни ждет!
Увы! все гибнет: кров и пища!
Где будет взять?
В тот грозный год
Покойный царь еще Россией
Со славой правил. На балкон,
Печален, смутен, вышел он
И молвил: «С божией стихией
Царям не совладать».
В этом произведении Пушкина мы видим два Петербурга: город величественных зданий, монументов и город жилых окраин. Здесь вспоминается «Домик в Коломне», да и Евгений, герой «Медного всадника», тоже живет в этой городской окраине – районе небольших частных домиков, со «светелкой, тремя окнами, крыльцом и дверью».
Эскиз А.Е. Бенуа к повести «Медный всадник». 1923 год
Дворик поэт не упоминает, но он там, очевидно, был. Евгений «…где-то служит… и не тужит» – но видно, что он чиновник, бедный, раз живет в Коломне – Пушкин прямо об этом и говорит. Выход один – женитьба. Но сама природа противится этому – Пушкин прекрасно понимает, что человек себе не принадлежит, что самые прекрасные мечты в секунду могут быть разбиты злосчастной судьбой. Человеческое бытие лишь «насмешка неба».
Его места… Или во сне
Он то видит? Иль вся наша
И жизнь ничто, как сон пустой,
Насмешка неба над землей?
И главный герой превращается в «Ни то ни се, ни житель света, ни призрак мертвый», подтверждая мимолетность человеческой жизни. Но у Пушкина здесь все более трагично – сам город способен убивать, лишать разума, быть высшей силой для человека. И не просто доводить до безумия, до исступления, до «белой горячки» (в белую-то ночь!), а планомерно и неотвратимо уничтожать личность. Стихия реки – всего лишь прелюдия к более страшной упорядоченности каменного города. Первая несет с собой смерть и разрушение, вторая – безумие и кладбищенскую упорядоченность спокойного величия. Впрочем, вторая тоже заканчивается смертью.
