была китаянка по имени Фэн (птица Феникс). Она успела отравить своего мужа (в 476 г.) и правила как мать наследника, отдавая предпочтение китайцам перед табгачами. Ее сын завершил дело матери: в 495 г. был издан указ, запрещающий употребление сяньбийского языка, одежды, прически (косы), браки сяньбийцев с соплеменницами и даже похороны в родных степях. Табгачские имена было велено сменить на китайские. За попытку уехать в Степь и жить по-старому был казнен наследник престола и все его спутники. От табгачей осталось только имя.
После этой реформы в империи Вэй началось полное разложение: ханжество, лицемерие, фаворитизм и, наконец, восстание воевод и распадение империи на Восточную и Западную, немедленно начавших войну друг с другом. В 536–537 гг. Северный Китай поразил голод, погубивший 80 процентов населения страны. Только то, что в Южном Китае разложение было столь же сильным, помешало тамошним императорам вернуть себе Северный Китай. Но ведь и на юге вместо этноса возникла химера. Там роль хуннов и табгачей выполнили мяо, лоло, юе и другие племена группы «мань». Они были не добрее северных соседей Древнего Китая, который угас в VI в.
А как же развивалась культура в это страшное время? Строго закономерно, угасала при каждом потрясении. Эпоха была насыщена событиями, а событие – это разрыв одной из системных связей. Когда разрывов много, энтропийный процесс этногенеза становится заметным даже без микроскопа и бинокулярной лупы. Но это одновременно угасание культуры, уничтожение предметов искусства, забвение науки и остывание костра, ставшего пеплом.
И наоборот, творческие процессы, то есть усложнение путем умножения системных связей, долгое время незаметны, потому воспринимаются как естественные. Здесь события сводятся к освобождению от помех развитию. Поэтому так трудно бывает определить дату начала этногенеза и продолжительность инкубационного периода. Зато новая либо восстановленная культура пленяет историка, и кажется, что она возникла из ничего. Но это обман зрения. Процесс борьбы со временем так же реален, как и необратимость разрушения.
Не следует осуждать людей эпохи надлома за то, что они не оставили нам, потомкам, дворцов и картин, поэм и философских систем. И в это время были таланты, но их силы уходили на защиту себя и своих близких от таких же несчастных соседей, задвинутых вековой засухой в Китай, как в коммунальную квартиру, где все ненавидят друг друга, хотя каждый по-своему неплох. Ведь если бы тогдашний Китай не впал в старческий склероз, а сохранил эластичность минувших фаз этногенеза, ассимиляция кочевников обогатила бы его культуру, а терпимость, не будь она утрачена, сохранила бы жизнь многим хуннам, тангутам, табгачам и дала бы им возможность принять участие в создании если не общей культуры, то целого букета этнических культур.
Итак, не следует осуждать эпоху за то, что она была трагичной, и людей, которые сражались, не имея возможности помириться. Лучше посмотрим на то, как воскресла кочевая культура без дополнительных
