именно любовью. Порывы сердца героя – слепок с пушкинских чувств:
Нет, поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюблёнными глазами,
Внимать вам долго, понимать
Душой всё ваше совершенство,
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть… вот блаженство!
Пушкин, не колеблясь – как это происходило с ним самим, – ведёт своего героя через все круги всепоглощающей любви. Пушкин даже пробуждает в Онегине поэтическую искру. В Онегине, который раньше не мог отличить ямба от хорея! А тут он:
…чуть с ума не своротил,
Или не сделался поэтом.
Признаться: то-то б одолжил!
А точно: силой магнетизма
Стихов российских механизма
Едва в то время не постиг
Мой бестолковый ученик.
Онегин даже прикасается к тому кругу духовной жизни, который был когда-то совершенно чужд разочарованному в жизни денди:
Глаза его читали,
Но мысли были далеко;
Мечты, желания, печали
Теснились в душу глубоко.
Он меж печатными строками
Читал духовными глазами
Другие строки. В них-то он
Был совершенно углублён.
То были тайные преданья
Сердечной, тёмной старины,
Ни с чем не связанные сны,
Угрозы, толки, предсказанья,
Иль длинной сказки вздор живой…
Это – повторение того, что близко Татьяне: сны, предания простонародной старины, предсказания луны, страшные рассказы, которые пленяли ей сердце.
Знаменательны даже интонации, когда Онегин, вспоминая о прошлом, упорно возвращается к Татьяне:
То видит он врагов забвенных,
Клеветников, и трусов злых,
И рой изменниц молодых,
И круг товарищей презренных,
То сельский дом – и у окна
Сидит она… и всё она!..
Это ведь не что иное, как повторение того, что раньше происходило с Татьяной:
Татьяна пред окном стояла,
На стёкла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном стекле
Заветный вензель О да Е.
А перекличка писем героев! Всякий, читавший роман, обращал внимание на это.
Татьяна этой главы – апофеоз романа. Образ создаётся многоплановый, неоднозначный. В начале главы, очертив ступени своей поэтической судьбы – своей Музы, – в шестой строфе Пушкин пишет:
И ныне музу я впервые
На светский раут привожу;
На прелести её степные
С ревнивой робостью гляжу.
Сквозь тесный ряд аристократов,
Военных франтов, дипломатов
И гордых дам она скользит;
Вот села тихо и глядит…
Кто это? Муза? Ну, разумеется,
