указывает на то, что грозный кризис уже назрел и неизбежно должен разрешиться…»[397].
«Во всех без исключения (докладах с мест), – подводил итог 30 октября в своем сводном докладе Министерству внутренних дел директор Департамента полиции А. Васильев, – главнейшей причиной всех переживаемых настроений…, признается то положение, в каком находится продовольственный вопрос и неразрывная связанная с ним беспримерная, непонятная населению, чудовищно растущая дороговизна. Все остальные тяжелые явления нашей действительности текущего периода представляются лишь следствиями этих причин. Наибольшая степень раздражения и озлобления масс под влиянием указанных причин наблюдается в обеих столицах…, теперь оппозиционность настроений достигла таких исключительных размеров, до которых она далеко не доходила в широких массах… (во время революции 1905–1906 гг.) Такое необычайное повышенное настроение населения столиц дает основание… заключить, …(что) как в Петрограде, так и в Москве могут вспыхнуть крупные беспорядки чисто стихийного характера»… При этом согласно предупреждению начальника кронштадтского жандармского управления, даже «в крепости находящейся на осадном положении, возможно возникновение рабочих беспорядков, причем на подавление их войсками гарнизона рассчитывать нельзя», ввиду их ненадежности[398].
«Что касается революционного движения в империи, – добавлял в своем докладе А. Васильев, – то в отношении его розыскные органы отмечают, что в настоящее время, благодаря призыву в войска массы партийных деятелей и распылению непризванных членов революционных партий по общественным учреждениям работающим на оборону, – революционных организаций, как таковых почти нигде не существует». «Сопоставляя все вышеприведенные признаки назревающего нового смутного периода…, департамент полиции полагает…, что нарастающее движение в настоящее время еще носит характер экономический, а не революционный»[399].
Если промышленники искали спасения от грядущей анархии в союзе с рабочими, то лидеры либеральной оппозиции продолжали связывать все свои надежды с добровольной уступкой власти монархом и правительством. «По мнению многих видных депутатов (Шингарев, Александров и др.), в случае отказа правительства войти в соглашение с «партией народной свободы» или в случае неприемлемости условий правительства, до «революции осталось всего лишь несколько месяцев, если только таковая не вспыхнет стихийным порядком гораздо раньше»: повсюду настроение достигло такого оппозиционного характера, что достаточно какого-нибудь пустячного предлога, чтобы вызвать бурные беспорядки ожесточившихся народных масс; беспорядки конечно вызовут кровавые подавления вооруженной силой, а последнее приведет к повсеместным протестам и еще более диким эксцессам»[400].
Однако именно эта революционная вспышка, как и в 1905–1906 гг., по мнению А. Гучкова,
Сводка начальника петроградского губернского жандармского управляения на октябрь 1916 г. (Буржуазия накануне Февральской революции…, с. 128–129).
Сводка директора департамента полиции А. Васильева от 30.10.1916. (Буржуазия накануне Февральской революции…, с. 137).
Сводка директора департамента полиции А. Васильева от 30.10.1916. (Буржуазия накануне Февральской революции…, с. 138).
Сводка начальника петроградского губернского жандармского управляения на октябрь 1916 г. (Буржуазия накануне Февральской революции…, с. 135).
