Включая интимные контакты и прочие подобные вещи?
Беркут убрал руки со стола. Поменял положение на скамейке.
Выпрямился, будто шест проглотил. И я замерла, в ожидании такого важного для себя ответа.
Беркут набрал в грудь побольше воздуха и произнес практически спокойно, но в голосе его звенел металл:
– Я понял, о чем ты спрашиваешь. Ничего тебе это стоить не будет. Я не стану принуждать тебя к интиму, потому, что взял тебя под защиту! Я не трону тебя без согласия! И защищу всеми возможными способами. Эти твари еще очень пожалеют, что вообще о тебе вспомнили.
Коснулись тебя второй раз! Да и о первом еще поплачут!
Последние слова он сказал так, что я аж отклонилась от напора. Хотя прекрасно понимала – Беркут злится вовсе не на меня. Однако инстинкты сработали раньше, чем включился рассудок.
Силу психической атаки Борислава, его сбивающих с ног эмоций, я оказалась пока не готова выдержать.
Беркут опять зарычал, ударил кулаком по столу и выпалил:
– Да прекрати уже от меня шарахаться!
Наверное, если бы могла – я бы уже опрокинула сиденье. Настолько я пыталась с ним слиться, или даже на нем отодвинуться.
Беркут оценил все и явно обдумал.
Несколько минут просто сидел, сжимая и разжимая кулаки. Выпятив упрямый лоб и хмуря густые красивые брови.
А затем попытался улыбнуться. Получилось настолько плохо, что уж лучше бы даже и не старался.
– Я хотел сказать. Я не причиню тебе вреда. Никогда. Не стоит меня бояться. И я скорее кастрирую себя, чем возьму тебя силой. И скорее себя ударю, чем применю силу к тебе.
Теперь он говорил почти вкрадчиво. Во всяком случае, достаточно мягко, чтобы меня не тянуло сбежать. Просто развернуться и дать деру.
К тому же слова Беркута… Вот даже не знаю. Никто, ни один мужчина не говорил мне подобного.
Я просто застыла, словно стеклянная и неотрывно смотрела на Борислава.
А Ирина покосилась на меня так, словно я замучила ее любимого хомячка. И бедная зверушка страшно, ну просто невыносимо страдает.
Почему-то в голове начала крутиться песня: «На костер ее! На костер ее! На костер ее!»
Беркут
Переговоры всегда были коньком Беркута.
Там, где он не брал уже самими условиями, достижениями и выгодностью своих услуг, он брал словесными убеждениями.
Главным козырем Беркута было то, что он никогда не юлил и предпочитал наступление прямыми аргументами редким и холостым выстрелам намеков и хождений вокруг да около.
И вот, впервые в жизни, Беркут столкнулся с тем, что переговоры ему не удаются.
Ну прямо совсем. Даже, напротив. С каждым словом и с каждым аргументом оппонент все дальше от столь желанного Бориславу согласия.
Причем, случилось это именно тогда, когда Беркуту кровь из носу требовалось безоговорочное согласие оппонента.
Все происходило
