их созвали из соседних районов: были и с собаками, и много женщин-полицейских, а кроме них – наши соседи и знакомые, с палками, чтобы шарить по земле и ворошить в кустах, и у меня было тяжелое чувство. Можно сказать, все оглядывались на меня и говорили тишком, как водится, мол, он ее дружок, ее парень. Боже, все были там, совершенно чужие люди пришли помочь, после того как ее фотографию напечатали в местной газете и показали в вечерних новостях на местном канале. Сотни людей, и все мы двигались сплошной линией, растянувшись через Аутвудский лес, между деревьями, топча погибающие колокольчики.
Нашли ее велосипед.
Слышу, один фараон говорит другому, что, мол, похоже, кто-то пытался спрятать велосипед в кустах, среди мелкой поросли, и при этом косится на меня, утирает пальцем нос и идет дальше. И я понял; я понял в ту минуту, куда они хотят повернуть.
Мы медленно, шеренгой, прочесываем Аутвудс. Проверяя каждый дюйм, каждый куст, каждую впадину в земле, смотрим за каждой скалой. Уже начинает смеркаться, и тогда полиция останавливает нас. Говорят, что продолжат искать с фонарями, но мы должны разойтись по домам. Делл садится за руль. Предлагает подбросить меня до дому. Мэри на переднем сиденье, я с Питером на заднем. И молчим всю дорогу.
Я глаз не сомкнул той ночью. Пялился в темноту. Отец храпит в соседней комнате. Не с кем поговорить. Мать умерла, когда мне было девять. Я просидел всю ночь, пытаясь понять, куда Тара могла деться, но тем же вопросом меня мучили Делл и Мэри: куда она могла деться?
Ответа у меня не было.
Утром сплю я на диване, и вдруг кто-то забарабанил в дверь. Отец ушел на работу, открыть некому, кроме меня. В одних трусах иду к двери. Снова полиция. Не проеду ли я с ними в участок?
Я оделся, и они отвезли меня в участок. Мне еще нет восемнадцати, так что они не могут, говорят, допрашивать меня без адвоката. Какой еще адвокат, говорю, не нужен мне адвокат. Вы не против, если мы снимем у вас отпечатки пальцев? Нет, не против, пожалуйста, снимайте. Мне скрывать нечего.
Через час появляется адвокат. Женщина. Та еще красотка. С длинной челюстью и торчащими зубами. Морда как у гребаного скакуна. Чисто Шергар[11]. Едва кивает мне, ни привета, ничего. Просто кладет на стол блокнот и авторучку. Видит следы чернил у меня на концах пальцев: отпечатки уже сняли. Тот фараон сидит рядом со мной, тип со здоровенной бородавкой возле носа. Он вел себя нормально, сказал, чтобы я не волновался, принес мне чаю.
Адвокатша смотрит на него и говорит недовольно:
– Вы не должны были начинать, пока я не приду.
Фараон улыбается и чешет бровь, словно все это в шутку.
– Он несовершеннолетний, – говорит она.
– Он подозреваемый, – отвечает фараон. – Мы просто утрясли кое-какие формальности.
– Он что-нибудь сказал?
– Нет.
– Простите, –
Ирландский жеребец с такой кличкой с рекордным отрывом выиграл 202-е Эпсомское дерби в 1981 г., был назван «Европейской лошадью» того же года, а позднее украден. Его история послужила основой для нескольких книг и фильма.
