увидели собаку и равнодушно провожают её взглядами: «Пустить или выгнать её?» Похоже, ещё не решили. Дворняжка остановилась и стала проверять, разрешат – не разрешат: шаг, ещё шаг. Можно порыться, не гонят.
Голуби тоже залетают сюда по три-четыре, не больше. Основное их место – магазины. Там привольно. «Гули-гули», – кормят птиц прохожие и родители, гуляющие с детьми. Сизари, толстые и неопрятные, переваливаются с боку на бок, клюют, клюют крошки с асфальта, а потом, насытившись, тяжело взлетают на ветку или перелетают с места на место, когда сквозь их пёструю стаю-месиво кто-нибудь протискивается. Здесь им сытно и спокойно. К мусорке они залетают редко.
Вороны – тоже нечастые гости у железного корыта. Городские вороны – птицы важные. Вот носятся по небу туда-сюда, выше-ниже, и не поймёшь, чего хотят, кого ловят. Присмотришься: рядом с ними – ни одной птицы, только они. Всех выгнали. Им всё равно, кто перед ними: собака ли, кошка, а уж птице точно не сдобровать.
Вон собаке, немецкой овчарке, хозяин вынес миску с похлёбкой и куском мяса. Овчарка не привязана, бегает по двору, хозяйка. Две вороны уселись на ветку ближайшего дерева и внимательно следят за ней. Вот одна ворона внезапно слетает с ветки и низко пролетает над собакой, чуть не задевая её крылом. «Клац, клац», – щёлкает зубами овчарка и стелющимся бегом несётся за нахальной птицей. Ворона уворачивается и взлетает на забор. «Кар-кар», – долбит клювом доску, а щепки сбрасывает на псину. Собака в ярости бросается на забор, ворона сверху кидается в неё щепками. Для чего эта сценка? Вторая ворона тем временем не спеша переносит на крышу дома лакомые косточки, кусочки мяса, ничего не оставляя овчарке. Собака заметила вторую ворону, ворующую у неё обед, глаза кровью налились, язык – на бок, прыжками несётся к любимой миске… Поздно, поздно. Там осталась лишь каша и жалкие ниточки от мяса. «А-а-а, у-у-у, га-а-а-в!» – её плач слышен даже на мусорке. «Кар, кар, кар-ха-ха-ха!» – торжествуют на крыше вороны. Зачем воронам по помойкам лазить? Им и так поесть принесут. Ну залетают туда иногда, так, скуки ради.
Воробьи – гости частые на мусорке. Но такое впечатление, что они больше бестолково скачут и не то чтобы прилетели, а скорее пролетали-присели. А уж если присели, то можно и поискать что-нибудь.
Так и крутится здесь жизнь вокруг «хлебного места». Прямо как у людей. И поведение очень похоже.
Дворняжка шаг за шагом обошла, точнее, вынюхала разбросанный вокруг контейнера мусор. Попались несколько корочек хлеба, шкурка от чего-то, ещё сохранившая запах мяса, пустые куриные косточки, гладкие, как китайские бамбуковые палочки. Самое лакомое, возможно, осталось нетронутым внутри железного ящика. Но по краям сидели кошки и нервно наблюдали за собакой, их хвосты дёргались и шерсть потихоньку поднималась, когда псинка подходила близко к сокровищу мусорки.
Но что можно было охранять здесь, в окружении скромных домов бывшего заводского посёлка? Сюда сносили вконец сгнивший картофель из соседнего продмага, ящики, картон, бумагу, пропахшую несвежей колбасой. Жители, к несчастью для своих братьев меньших, съедали всё, что покупали, и редкие кусочки старого хлеба, разваренные косточки курицы и обрезки рыбы – вот и всё богатство. Другое дело – красивые контейнеры возле новых домов где-нибудь в центре города. Вот где рай. Там мимо пробегать и то приятно, от запахов кружится голова, они манят тебя, влекут: «Копни, найди заветную косточку, всю в мясе, тушку позавчерашней курицы, слегка протухший большущий кусок колбасы…» Только кто же тебя пустит туда, на ухоженный двор с личным дворником и будкой с охраной, где зелёная травка, красивые деревья и двухметровый забор с камерами слежения? Дворнягам там не место. Крысы забегают. Но на то они и крысы.
– М-м-мы-ы-ы-и-у, – предупредительно мстительно сквозь зубы прошипела первая кошка.
– Я-у-и-ы… ш-ш-ш, – слегка показала клыки вторая, поворачивая голову по направлению к бродяжке.
– Ладно, ладно, поняла, – вильнула она хвостом. А потом – «Гав-гав-гоу-у!» – по-дворняжески с заливом и повизгиванием облаяла их. Так лают обычно из страха и обиды. Промолчать было бы подозрительно, лаять долго и громко в такой обстановке опасно. Во-первых, коты могут всю морду расцарапать. Эти огольцы, воспитанные на улице, никаких собак не боятся. Во-вторых, на лай могут прибежать другие бродяжки, мало ли по округе таких шаек. Тем тоже лишь бы подраться. Гавкнув пару раз ещё, дворняжка побежала прочь.
Коты сидели, щурясь на солнце: «Наша взяла». Солнце припекало, сидеть над мусоркой было почётно и сытно. Птицы, собаки, даже люди, подносящие новые «сокровища» – все внизу. Власть всегда сверху. Кто хоть на секундочку испытал это чувство власти, никогда не забудет. Два кота, осознавшие это, прочно сидели наверху мусорного контейнера и созерцали окрестности.
В кустах у старого киоска – странный шум. Бумагу рвут. Постойте-ка, вот оно: хвост и на нём – наглая рыжая спина выдвинулась из кустов. Один из сидящих котов тоже был рыжим и, глядя на то, как он весь напрягся и застучал хвостом по металлу, можно было предположить, что он с тем, в кустах, знаком.
