заплетены в толстую косу и красиво лежат на груди, глаза сверкают словно две звёздочки. Никто бы не подумал, что это провинившаяся, – так похожа девушка на человека, который случайно забрёл сюда на пути в народный театр, где должен исполнять роль Туйаарымы Куо… И стоит она с таким видом, будто не имеет никакого отношения к происходящему.
– Ну что, Петрова, начинаем собрание. Огласи заявление… – хриплым голосом пробасил сидящий за самой серединой красного стола длинношеий парень с гладкими, зачёсанными набок волосами.
Девушка в очках взяла со стола бумажку и звонко, словно декламировала на уроке выученное наизусть стихотворение, начала читать.
– Хм-хм… «В прошлую субботу воспитанники интерната Гаврильева Кюннэй, Егорова Дуня и Боппоёхова Анжелика выпили вина. Хм-хм… Опьянев, отправились в клуб на дискотеку для взрослых… Во время танцев Егорова Дуня ходила с дымящей сигаретой во рту. Молодая учительница Саргылана Степановна, увидев это, попросила идти домой, на что они огрызались словами: “А ты не каркай, чёрная ворона!” – и ругались неприличными словами. Ночью, вернувшись в интернат, пробрались на кухню и без спроса съели восемь пирожков. Зайдя в свою комнату, нарушали сон других ребят и шумели допоздна…»
– Тут ещё заявление Саргыланы Степановны. Читать? – спросила девушка у длинношеего парня. Тот молча кивнул.
– Заявление. Хм-м… «Шестого ноября я отдыхала на дискотеке для взрослых. Около десяти часов вечера я увидела учениц девятого класса Гаврильеву Кюннэй, Егорову Дуню и Боппоёхову Анжелику, которые танцевали в нетрезвом виде. Увидев это, я попросила их идти домой, они не послушались и обозвали меня именем какой-то птички. Я категорически отказываюсь дальше учить этих девочек и прошу исключить их из школы. Учитель иностранного языка Сергеева С. С.»
Произнесённые металлическим тоном последние слова, кажется, упали на девчат тяжёлой кувалдой. Поклон первой порицаемой стал ещё глубже, постепенно её тонкие торчащие плечи начали дрожать, потом пошли ходуном вверх и вниз, из-под них послышались глухие непонятные звуки: «ынх… ынх… ынх…»
Для второй девушки эти слова, наоборот, донеслись как призыв к жестокой схватке, голова её поднялась ещё выше, грудь выставилась вперёд ещё сильнее.
Третья всё так же стояла без эмоций, невинно хлопая красивыми ресницами.
В классе наступила тишина, были слышны только всхлипывания.
Длинношеий парень встал, с шумом отодвинув стул, открыл было рот, словно хотел что-то произнести, но замялся, не зная, что дальше делать и говорить. Вопросительно посмотрел на пышноволосую, хорошо одетую строгую женщину в очках, с ярко накрашенными губами. Выпрямив спину, она сидела за левым краем стола перед стопкой тетрадей, проверяя их одну за другой.
– Продолжайте собрание, продолжайте… – не отрывая глаз от тетради, сказала строгая женщина. – Пусть виновные по одному дают объяснения.
– Гаврильева!
Сразу стало понятно, что Гаврильева не в состоянии давать объяснения. Поэтому все сидящие
