отъехали – в проходе вагона электрички, постно и жалко просит «Христом Богом».
…Рукав ее пальто болтается, пуст.
Шатает, ломает – назад, вперед…
Добрался, все же, до подъезда.
Мужественно на дверь, грудью.
А набрать код…
Упрямо борется с цифрами!
Болею за Шилоглазова…
Победы нашей не дождался.
– Пардон, – сказал он за ее спиной, еще не решив, что собирается сообщить, – пардон.
С благородной горбинкой нос, мягким вопросом полуулыбка, она оборотилась, глаз вытянут в его сторону.
«И прекрасен, как у лошади», – успел подумать.
Последняя была мысль на родном его языке – оторопел, дар речи потерял…
– Сынок, а что вы тут будите рыть?
– Трубы ложить.
– Там же есть трубы?
– Те все полопаны.
Рожа уголовника – Шилоглазов.
Шелуху семечек в кулак большой лапы с наколками – и в карман, чтобы – той же рукой, тут же, новую горсть семечек – цирковой фокус!..
– Я эпик, – сказал таксист, – пишу только романы.
Рассказы не пробовал и не тянет.
– Может, уступите место инвалиду, участнику войны? Спасибо, молодой человек.
Пара по тротуару…
Издалека – стихи.
Вблизи – шарж.
Рядом фарш: он, она?
Коротко стрижены.
Джинсы – синие мешки; много лишних размеров метут асфальт.
Пиво из жестянок.
Сигареты в пальцах.
Черным грубо брови.
Ярко красным губы.
У обоих.
Пугают друг друга ложными выпадами кулака ниже пояса…
И хо-хо-очут!
Выпил, рыдал над своей мужичковой недостаточностью.
И еще сильно выпил Шилоглазов, с горя.
Но познал какую-то бабу!
А утром… опознал собственную свою жену. «Мм-даа»… – подумал.
«Зато вылечился», – хохотнул.
И снова выпил.
На радостях…
– Распродажа!
– Два продажа!
– Три продажа!
– Да-ром отдам…
Кружок лимона в широко разинутый рот, словно вставную челюсть…
И лицо Шилоглазова потом «комикует» – подобно размахивающим рукам, когда не хватает слов.
Шумно тянет воздух.
Пережевывая сухарик, губы собираются в щепоть, исчеркиваются морщинами, точно печеное яблоко.
Нижняя губа, через верхнюю, тянется к носу – и платочек не нужен… Булькает пивом, жадно и глубоко засовывая горлышко бутылки, нетерпеливо звякая им о стенки стакана.
Откушав, устало выдохнув, Шилоглазов развешивает, как на просушку, мокрые губы.
– Приезжай, если будет совсем худо. Дня два я тебя
