Каменьский (1812–1865), который несколько лет провёл в вятской ссылке, вернувшись на родину, написал и, прикрывшись псевдонимом, в 1854 году издал роман «Пан Юзеф Бояльский». Там, в частности, сопоставлялись два героя – русский и поляк – по признаку: погоняют ли они кнутом запряжённых в повозку лошадей или нет. Благородный поляк, дескать, не позволяет такого – кнут в руках его возницы только плещет по воздуху направо и налево, отбивая такт конского бега. Когда же едет русский, возница понукает измученных коней не только криками, но и ударами[119].
По наблюдению французского аристократа А. де Кюстина, в 1830-х годах русские простолюдины проявляли полное равнодушие к упавшей лошади. В связи с одним таким случаем он писал: «Русским далеко до принятия закона, защищающего животных от дурного обращения людей, какой существует у англичан; у русских в защите нуждаются прежде всего люди, а не собаки и не лошади, как в Лондоне. Мой фельдъегерь просто не поверил бы в существование такого закона». Кюстин вообще интересовался лошадьми: «Бедные лошади… Людей мне жаль меньше – русский находит вкус в рабстве»; «Требования, какие предъявляют здесь к животным, вполне согласуются с отношением к людям: русские лошади не выдерживают дольше восьми-десяти лет»[120].
А человек следующего века, житель большого города и настоящий, тонко чувствовавший поэт – Владимир Маяковский – к ситуации с упавшей на улице чужой лошадью отнёсся не так, как люди прежних времён, а с состраданием: «Деточка, // все мы немножко лошади, // каждый из нас по-своему лошадь» («Хорошее отношение к лошадям», 1918)[121].
Валять по трём и бить по оглобле
В 1823 году А.С. Пушкин набросал стихотворение «Телега жизни». Там была строфа:
С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошёл! <…>[122]
В таком виде это стихотворение обычно приводилось в позднейших изданиях. Как заметил литературовед В. И. Новиков, «многие поколения читателей будут угадывать, что рифмуется с глаголом “сломать”»[123]. Посылая рукопись «Телеги» П.А. Вяземскому, Пушкин писал ему: «Можно напечатать, пропустив русский титул». Вяземский подправил эти строки, и стихотворение было опубликовано в 1825 году в журнале «Московский телеграф»:
С утра садимся мы в телегу;
Мы погоняем с ямщиком
И, презирая лень и негу,
Кричим: “валяй по всем, по трём!”
(курсив в этой публикации. – В.К)[124].
Специалистка по так называемой лингвоэкологии Л.Н. Савельева комментировала это: «Конечно же, цензурное исправление текста нанесло явный и существенный урон художественному смыслу: новый маловразумительный возглас седока (не говоря уже о несуразной второй строке) практически перечёркивает необыкновенно яркий, живой образ безудержного молодечества, широкой русской удали, своего рода лихаческого посвиста в том “русском титуле”, который легко
Полякова О.А. X. Каменьский: «Понять Россию»: имагологиче-ские аспекты русско-польских литературных связей XIX века. Киров: Изд-во ВятГГУ, 2008. С. 100–102.
Кюстин А. де. Россия в 1839 году. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. Т. 2. С. 27; 1996. Т. 1. С. 230, 380.
Маяковский В.В. Поли. собр. соч.: в 13 т. Т. 2. С. 10.
Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: в 17 т. 1994. Т. 2. Кн. 1: Стихотворения 1817–1825. Лицейские стихотворения в позднейших редакциях. С. 273.
Новиков Вл. Пушкин. Опыт доступного повествования: фрагменты // Новый мир. 2014. № 3. С. 14.
Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: в 17 т. 1994. Т. 2. Кн. 2. С. 767, 1080.
