пытался дышать, вталкивая в себя воздух маленькими порциями, но получалось не очень хорошо.
– Не слышу ответа! – рявкнул центурион, и я ощутил ухом и щекой его раскаленное дыхание, капельки слюны, что едва не прожигали кожу.
– Так точно… – ухитрился выдавить я.
– Хреново отвечаешь, – протянул Равуда.
Твою мать, и стоило пройти две кампании, стать десятником, выжить в десятках боев и вернуться из плена, чтобы этот упырь мог издеваться надо мной так же, как в первый день в казармах?
Мне прилетело второй раз, на этот раз в живот, и утрамбованная в него жратва недовольно квакнула. Накатил рвотный рефлекс, и сдержал я его с немалым трудом, непонятно какими уже резервами стойкости.
А то не хватало еще облевать старшего по званию. Измена, не иначе!
– Центурион, ты потише… – подала голос Фагельма, чей десяток насыщался за соседним столом.
– Криворуким слова не давали! – гаркнул Равуда.
Но если бы не она, то наверняка он врезал бы мне и в третий раз, а так всего лишь нагнулся к уху и зашептал:
– Убить я тебя не могу, волосатик, о да, дааа… это очень жааль… вот прямо здесь… Вилкой выковырять твои глаза… расковырять брююююхо… и смотреть, как ты дохнешь…
Я молчал, понемногу приходя в себя.
– Отрезать то, что у тебя между ног болтается, – продолжал Равуда. – Пажааарить… Заставить сожрать. Эх, не могу… Разве что в лесу, где нет камер, нет командиииров… Тооолько мы…
– Да ты струсишь, как обычно, – выдавил я.
Ну как всегда – собственный язык мне такой враг, что никаких центурионов не надо.
Но Равуда только рассмеялся.
– Зато я могу сделать так, что ты сам повесишься, – сообщил он радостно. – Довести. Раньше я спешил, был нетерпелииив… Но теперь я буду действовать медленно, спокойно. Только ты все равно умрешь… и твоя дочь тоже.
Вот последнего ему говорить точно не стоило!
Кровь бросилась мне в голову, стало жарко, кулаки сжались сами собой, а волосы на затылке встали дыбом. Самое время броситься на красноглазого урода, и для начала уронить его на пол сильным ударом в челюсть.
Но тогда… тогда меня точно отправят домой, на Землю, к Сашке.
И я не смогу добыть то, ради чего я тут нахожусь, ради чего я готов вытерпеть все, что угодно… ну, почти.
– И кто тут струсил? – спросил Равуда.
Я медленно, преодолевая сопротивление перекрученных судорогой мышц, разжал кулаки. Затем повернулся к центуриону, посмотрел прямо в его физиономию, в глаза цвета крови, один больше другого едва не в два раза.
– Я струсил, так точно.
Еще год назад я бы и сам себе такого не сказал, а тут перед толпой соратников, тех, кем я командую. И сейчас я ощутил мгновенную, но острую вспышку стыда – точно укол прямо в сердце.
Но быстро ее погасил… значение имеет только одно, Обруч, который я должен найти.
