найти мужчину среди многих и многих тысяч. Но у нее-то запросы меньше. C’est une autre chose, совсем другое дело!
Ей подумалось даже, что он непременно будет иностранцем – не англичанином и, уж конечно, не ирландцем. Настоящий иностранец!
Нужно терпение, и только терпение. Будущей зимой она увезет Клиффорда в Лондон, а еще через год отправит его на юг Франции или Италии. Главное – терпение! Торопиться с ребенком не следует. Дело это ее, и только ее, единственное, что в глубине своей причудливой женской души она считала важным. Уж она-то не польстится на случайного мужчину! Любовника найти можно в любую минуту, а вот отца будущего ребенка… нет, тут нужно терпение и еще раз терпение! Цели столь разнятся! «Обыдите пути Иерусалимские…» Но она ищет не любовь, а всего лишь мужчину. И относись она к нему хоть с неприязнью – не важно. Главное, чтоб это был мужчина, а отношение – дело десятое! Оно затрагивает совсем иные струнки души.
Накануне прошел уже привычный дождь, и тропинки еще не подсохли – Клиффорду не проехать. А Конни все же пошла погулять. Она гуляла в одиночестве каждый день, больше любила лес, там-то ее никто не потревожит. Кругом – ни души.
Сегодня же Клиффорду вздумалось отправить егерю записку, а мальчонка-посыльный заболел гриппом и не вставал с постели – в Рагби вечно кто-нибудь да болел гриппом. Конни вызвалась отнести записку.
Воздух напоен влагой и мертвящей тишиной, будто все кругом умирает. Серо, стыло, тихо. Молчат и шахты: они работают неполную неделю, и сегодня – выходной. Кончилась жизнь.
Лес стоит молчаливо и недвижно, лишь редкие крупные капли, шурша, падают с голых ветвей. Затаилась в лесной чащобе меж вековых деревьев унылая, безнадежная, сковывающая пустота.
Медленно, как во сне брела Конни по лесу. От него исходила старая-престарая грусть, и душа Конни умирялась как никогда – в жестоком и бездушном мире обыденности. Она любила самую суть старого леса, бессловесно донесенную до нее вековыми деревьями. И сколько силы, сколько жизни таилось в их молчании. Деревья тоже терпеливо выжидают – гордые, неукротимые, исполненные молчаливой силы. Может, они просто ждут, когда наступит конец: их спилят, пни выкорчуют, конец лесу, конец их жизни. А может, их гордое и благородное молчание – так молчат сильные духом – означает нечто иное.
Она вышла к северной оконечности леса, там стоял дом лесничего – мрачноватый, сложенный из темного песчаника, с фронтоном и затейливой печной трубой. В доме, казалось, никто не живет, кругом ни души, тихо. Дверь заперта. Но из трубы тонкой струйкой бежал дымок, а палисадник под окнами ухожен, земля взрыхлена.
Оказавшись здесь, Конни слегка оробела, ей вспомнился взгляд егеря – пытливый и зоркий. Захотелось вообще уйти – передавать хозяйское распоряжение ох как неловко. Она тихо постучала. Никто не открыл. Заглянула в окно: маленькая угрюмая комнатка, стерегущая свое уединение, – не подходи!
Конни прислушалась: из-за дома доносился не то шелест, не то плеск. Что ж, не беда,
