в воображении читателя моя персона сложится в положительный образ, то пусть он твёрдо знает: это не полный мой образ. Полный у него мог бы возникнуть, когда бы он, помимо книги, ознакомился ещё и со всеми моими исповедями за целую долгую жизнь. Но, понятно, такой возможности я ему предоставить не в состоянии, даже если бы очень этого захотел (а чтобы быть до конца честным, признаюсь, что, если бы мог, то вряд ли бы захотел, увы!).
И наконец, о названии книги. Как очень скоро убедится читатель, в моей семейной истории присутствует капитальный временной водораздел, который чётко разграничивает эпоху нелёгких условий нашего существования в вынужденной эмиграции на чужбине от эпохи не менее трудных условий жизни на родной земле после добровольной репатриации. Это обстоятельство напомнило мне о русской народной поговорке «из огня да в полымя» про неожиданное попадание из одних злоключений в другие. Получалось, что мы вроде бы из «огня чужбины» попали в «полымя Родины». Интуитивно такая формулировка мне почему-то сразу легла на сердце. Но чуть поразмыслив, я понял почему. Да потому, что «полымя» определённо звучит намного более возвышенно и поэтично, нежели «огонь»! А поскольку оба слова синонимичны понятиям «тепла» и «жара», мне показалось, что лучшего заглавия для книги о семье, в которой во всех поколениях всегда традиционно презиралась теплохладность, найти невозможно.
Знамя победы над Парижем
Задаюсь вопросом: а могло ли изрядно затянувшееся моё существование на этом свете завершиться, едва начавшись? Увы, да! Впрочем, мифическая «старуха с косой» и много позже не раз заносила своё смертельное оружие над моей головой: голод, холод, болезни ссыльного детства; вынесенный мне, но чудом не приведённый в исполнение смертный приговор; гуляние под снайперским прицелом в Грозном и ряд других достопамятных случаев – верное тому свидетельство.
Однако начнём по порядку…
2 февраля 1943 года отец забрал маму и меня, пятидневного младенца, из родильного отделения парижской клиники и привёз в нашу квартиру на улице Лало (rue Lalo), неподалёку от Булонского леса, в фешенебельном 16-м округе города, где нас торжественно встречали пожилые родители мамы и мой брат-подросток с двумя сёстрами.
В разгар войны, бушевавшей вдали от оккупированного немцами Парижа, население города сталкивалось с серьёзными трудностями. Карточная система на продукты, острый дефицит продовольствия и дороговизна в сочетании с растущей безработицей сильно усложняли жизнь как коренным парижанам, так и, разумеется, нашедшим убежище во Франции русским эмигрантам. Поэтому пополнение семейства было отмечено самой что ни на есть скромной трапезой, но с традиционной эмигрантской настойкой на основе дешёвого аптечного спирта.
На следующий день в 6 часов утра мирно спавшая семья была разбужена неимоверным грохотом. Кто-то нещадно барабанил в дверь ногами и руками. Мой отец в пижаме устремился по коридору ко входной двери, не понимая,
