таки выходила на макро-уровень, всё равно не показывала тех прорывных результатов, которых от неё ожидали.
Потому Жильбер, Рияд и остальные ку-программеры и сидели здесь, через стенку от охлаждающей камеры когерентного блока, чтобы цепочка между разрабом, рассчитывающим параметры программатора гетеростали, и инженером, воплощающим в рабочую сборку полученные конформации, оставалась минимальной. Иногда Жильберу казалось, что при одном взгляде на голубое мерцание когерентного блока они были способны заранее угадать, получилось или нет. Вот Рияд точно был способен на нечто подобное.
Сколько раз Жильбер наблюдал одну и ту же картину – услышав за стенкой щелчок схлопнувшейся ку-матрицы, этот парень ещё больше мрачнел лицом (если это вообще было возможно) и тут же, швырнув из пущей досады лабораторным карандашом в стену, выходил из разрабской, принимаясь там орать на сборщиков. Как ему только удавалось через респиратор выдавать подобные децибелы.
Временами Жильберу становилось стыдно за себя. Ты, парень, попросту неспособен на подобные эмоции по поводу своей работы. Пришёл-поработал-ушёл. Вот, погляди, сразу понятно, зачем Рияда пригласили в лабу к самому профессору Туганову, таких спецов, как он, поди по пальцам одной руки во всём мире. Звали в индустрию, на хорошую ставку – не пошёл. А ты чего?
Инженеры по пьяной лавочке в пятницу после смены пару раз проговаривались – за Жильбера хлопотал сам профессор Туганов, но в это что-то не очень верилось. Да и, как говорится, пуркуа? По сути, он в их группе до сих пор оставался самым бесполезным. Сидит такой, штаны протирает, одна неудачная сборка за другой, ни страсти, ни воображения. Целыми днями только и знает, что глядеть себе в пуп, лишь бы не сорваться, лишь бы не сорваться, лишь бы не…
Непрошеная мысль, как и всегда, взялась в голове сама собой. Жильбер научился замечать такое заранее. Это было как наитие, как процесс схлопывания волновой функции, случайный, непредсказуемый и неизбежный.
Их группа не просто так трудилась над тайнами возможностей гетеростали, профессор Туганов как-то проговорился. Войдя по случаю в его кабинет в дальнем конце коридора, Жильбер услышал однажды, как они с Риядом обсуждали какие-то вполне конкретные цифры с тысячами атмосфер, сотнями гаусс и сотнями погонных метров. В тот раз он не придал услышанному значения, но теперь однажды посеянная в его зачумлённом сознании мысль вызрела и материализовалась.
Если они и планировали вывести монотредные материалы в практическую плоскость, их планы базировались не на рынке банальной разработки сверхлёгких строительных материалов в качестве заменителя дорогостоящих сплавов титана, нет, они глядели куда дальше. Даже для программ Европейского космического агентства не были нужны подобные масштабы величин.
Перед остекленевшими глазами Жильбера мелькнули гигантские колокола
