Пречистой Девы, услышал ее спокойную радость от того, что блудный рыцарь вернулся домой.
– Ты прости меня, пожалуйста, – пробормотал Артур, опускаясь на колени перед статуей Мадонны, – я, ведь, правда не знал, что столько времени пройдет.
А она не сердилась вовсе. Она вообще не умела сердиться.
Эта ночь покрывалом из сна5
Укрывает усталые вежды,
Но размеренна поступь, и взор
Прожигает удушливый мрак.
Я в желанье осилить до дна
Эту чашу, возможно, и грешен —
Но молитвы священный узор
Не отпустит Тебя до утра.
Мягкость глаз, и сиянье венца,
Ломкой ветвью изгиб орхидеи —
Ты моих непорочащих глаз
Не отвергнешь, тиха и мудра.
Я в желанье пройти до конца
Этот путь, может, самонадеян —
Но молитвы святого тепла
Не отпустят Тебя до утра.
Воскурив фимиам жарких свеч,
Устремляю возвышенно сердце,
И уверенно чертит рука
Россыпь слов, словно горсть серебра…
Я в желанье обнять хрупкость плеч,
Без сомненья, безумен и дерзок —
Но молитвы священной аркан
Не отпустит Тебя.
До утра.
Было так. Далеко-далеко в горах на севере, за пределами Единой Земли стоял в Ледяном перевале монастырь Приснодевы. Северная цитадель ордена Храма. Ледяной перевал был единственной дорогой, связывающей Единую Землю с Большим миром, переменчивым, таинственным и коварным. Эту-то дорогу и стерег монастырь: старик приор, два десятка рыцарей, столько же сержантов, и десять, редко – пятнадцать, послушников, страстно мечтающих стать рыцарями, но, в общем, и в сержанты согласных. Все лучше: полезнее и, безусловно, почетнее, чем пахать землю на полях-террасах или заниматься какими-нибудь ремеслами. Ведь любому известно, что единственные стоящие ремесла – это механика, а еще кузнечное и шорное дело. Прочее же годится лишь для тех, внизу, для мирян Зволанского медье, самого северного края Долины.
Горы были настоящие. Их покрытые снегом вершины скрывались в облаках, а когда светило солнце, белые шапки под очень синим небом слепили взгляд. Зимой бушевали там настоящие снежные метели, и даже козы иной раз срывались с обледенелых троп. Летом падали со склонов неисчислимые звонкие водопады, а земля на высокогорных лугах была мягкой и доброй.
Людям в Долине, гордо именующим эту долину Единой Землей, монастырь Приснодевы казался форпостом на краю света. А там, в горах, считали светом отнюдь не крохотные княжества внизу. Светом был мир вокруг. Только мир этот, огромный, жадный, раз за разом протягивал руки к объединенным княжествам. И хотелось порой спросить у тамошних
Джонас О’Келли
