весной, после службы в церкви, он подсаживал мать в коляску, а Ольга с Юлией проходили мимо. Они слегка кивнули ему, мать это заметила, но лишь презрительно отвернулась и поджала губы, она никогда теперь даже не глядела на сестёр Вересовых, а они, скрипя сердцем, продолжали приветствовать её при встречах кивками. Елена, которая также была там, воскликнула:
– Ах, матушка, как хорошо, что сейчас нет здесь ужасного Вересова! Я теперь совсем не боюсь выходить из дому, а то раньше, вы помните, я так страшилась, что он и меня убьёт!
– Елена, прошу тебя! – строго зашептал ей брат, косясь на удаляющихся девушек и, гадая, слышали они эти слова, или нет. Ему стало очень стыдно за бесцеремонность сестры, и он быстрей подсадил её в коляску.
Марья Ефимовна улыбнулась дочери, потакая её неприязни к семье Вересовых, а девочка уже давно уяснила себе, что если она хочет обратить на себя внимание матери, то может легко сделать это, сказав что-либо неприятное об их семейном неприятеле.
Ольга и Юлия удалялись от церкви поспешными шагами, чувствуя на себе взгляды соседей, вероятно, все слышали слова Елены и теперь смотрели им вслед, желая увидеть их реакцию или разгадать, что они чувствуют. В глазах Ольги стояли слёзы, она шла, не разбирая дороги, и только сестра, поддерживающая её под руку, являлась ей опорой и проводником. Если бы рядом не было Юлии, то Ольга, вероятно, не сдержалась бы и ответила зазнавшейся девчонке, а потом напомнила бы всем собравшимся, каким замечательным и добрым человеком был её отец, и что они не имеют права осуждать его и обсуждать её семью. Но Юлия крепко держала её за руку и вела подальше от толпы у церковных ворот.
Дома сёстры не сказали ничего о случившемся матери, не желая её беспокоить, ведь она только недавно совсем оправилась и устроилась в своём любимом кресле с вязанием. Она никогда больше не вспоминала о Рубцове и о его кончине, при упоминании о Рубцовых делала вид, что ей неинтересно, её больше не заботило, что приобрела Марья Ефимовна, и как одевается её дочь. Казалось, она не замечала косых взглядов соседей и их шепота за спиной, да и не мудрено, ведь она почти никуда не выходила, при хорошей погоде только могла изредка прогуляться по саду. А ежели кто приходил к ней в дом под благовидным предлогом, и, пользуясь случаем, старался выведать, как теперь живут вдова и осиротелые девушки, она старалась не замечать каверзных вопросов и каких-то намёков в сторону её мужа, и только Юлия, всегда с прямой спиной и строгая, вежливо и твёрдо выпроваживала незваных гостей.
Ольга не желала видеть соседей и говорить с ними, поэтому почти не выходила за пределы ограды усадьбы. Но однажды, в начале мая, она решила прогуляться рано утром, пока людей на улице ещё не было, и возможность случайно столкнуться с каким-нибудь знакомым была маловероятна.
Ещё не было семи утра, когда она, надев редингот2 и шляпку, вышла за калитку. Туман ещё не полностью сошёл и покрывал землю пушистым полупрозрачным
(англ.) – в середине 18 в. в Англии длинный двубортный пиджак, с высоким разрезом на спине, использовался в качестве костюма для верховой езды. В 19 в. это был самый популярный вид одежды, вскоре он был подхвачен женской модой, и рединготом стали называть женское пальто особого покроя, напоминающее этот длинный пиджак.
