ободная тема: «Золотая строфа», альманахи: «Российский колокол», «Литературная республика», «Наследие».
Издавался в коллективных сборниках: «Лучшие поэты и писатели России», «Цветаевские костры» в 2013 г.
3-е место в конкурсе «Золотая строфа» в номинации «Природа и красота» в 2013 г., призер международного конкурса «Большой финал» (2014–2015) в разделе поэзии «Посох и лира», в номинации «Что не проза, то стихи/ Мольер», номинант ежегодной Премии Союза Писателей (2014 г.).
Сигнализация
Было начало мая. В средней полосе России – благодатное время, когда заканчивается весенняя распутица, но до летней жары ещё далеко. Солнце приятно пригревает, но не печёт. Всё живое радуется жизни, тянется к свету и теплу. Время надежд и ожиданий. Изумрудная листва скрывает старую, потрескавшуюся кору и изуродованные зимней непогодой ветки. Молодая трава пробивается даже через трещины на асфальте. Неугомонные воробьи галдят и суетятся, голуби объединяются в пары и влюбленно воркуют, перелётные птицы вьют гнёзда.
И так из года в год, круг размыкается и смыкается зимой. Но каждый раз в сердце просыпаются смутные и по-детски наивные чувства: «А вдруг… что-то изменится и безжалостная неизбежность отступит, время остановится и так будет всегда. Ни изнуряющего летнего зноя, ни дождливой осенней безнадёги, ни зимних морозов и метелей, а цветущие сады и воздух, врывающийся в открытые окна и наполняющий мёртвое пространство комнат запахом сирени или жасмина».
В один из таких дней Гридин Николай Николаевич и его приятель, Никитенко Александр Сергеевич оказались на берегу живописной речки с удочками, лодкой и палаткой. Выехать на рыбалку они планировали давно, но всё было как-то недосуг: мешали дела и заботы на работе и дома. С Гридиным мы уже успели познакомиться.
А его сослуживец, Никитенко Александр, был лет на десять старше. Невысокий, но плотный мужчина, с тёмными глазами, балагур и весельчак, душа компании и мечта сентиментальных дамочек в возрасте от тридцати до сорока лет. Именно любовь к слабому полу и стала причиной развода. Жена ушла два месяца назад, заподозрив в очередной измене. Но он не унывал, считал себя неисправимым оптимистом, а над Гридиным слегка посмеивался «за слишком серьёзное отношение к жизни и к женщинам в том числе».
Вот и сейчас, наблюдая за поплавком, принялся за старое. «Оседлав любимого коня», рассуждал на привычную тему, давно набившую оскомину:
– Колёк, ты умный и образованный человек, но только на первый взгляд, не обижайся на меня, я друг тебе и хочу, чтобы ты меня наконец-то понял. До тебя мне далеко, я в столичных университетах не обучался. А что дала тебе твоя книжная премудрость? Что молчишь? Не хочешь отвечать? Я скажу за тебя и думаю, не ошибусь, да и ты в душе и сам со мной соглашаешься – ровным счётом ничего…
– У тебя клюёт, философ доморощенный, – усмехнулся Гридин. – Вот из-за таких горе-рыбаков мы вечером останемся без ухи. Я тебе предлагал запастись рыбой в магазине.
Александр прозевал поклёвку, но не огорчился и, вновь забросив удочку, продолжил:
– За уху не переживай, рыбку добудем. Вот ты романтик, а значит, добавляешь в жизнь мечты, иллюзии и прочую дребедень. Нет здесь ничего, кроме реальных интересов и, извини меня, пожалуйста, грубых животных инстинктов. Какой венец эволюции, Дарвин, наверное, в состоянии алкогольного опьянения написал подобную чушь. В каждом из нас сидит зверь, заурядный эгоист и хищник, а шерсть и хвосты мы прячем под одеждой, соблюдаем приличия для проформы, не дай Бог люди осудят. А если никто не увидит, можно творить всё, что твоя душечка пожелает, а желает она не гармонии и справедливости – собственное подленькое благополучие её интересует. Вспомни своего любимого Булгакова, что сказал Воланд: «Проходят столетия, но люди не меняются, они не плохие или хорошие, а такие, какие есть – любят то, что им ближе всего, то есть себя, конечно, и деньги, потому что они власть и свобода».
– Прямо панегирик пошлости и мещанству, – возмутился Николай, – апофеоз человеческой серости. Тебя послушать, так всех слепили по одному трафарету и в мире нет тайн и загадок, а значит, нет места и для чуда. Все одинаково безлики, желают одного и того же, мечтают, мыслят, чувствуют одинаково. Знаешь, а я не хочу жить в таком мире, мне скучно, понимаешь?
– Понимаю, – подхватил Александр, – но не помню кто, когда-то сказал, что «свобода – это осознанная необходимость»; и мы с тобой букашки, песчинки, от которых ничего не зависит, мы не в силах что-либо изменить, а значит, должны понимать и приспосабливаться. Пойми, в этом вся нехитрая философия нашей жизни, нет никаких тайн и загадок, всё это выдумки вот таких, как ты, мечтателей и фантазёров. Будь на то моя воля, я бы вообще запретил детям читать художественную литературу, кроме детективов и фантастики…
– А любовные романы? Как с ними быть или они тоже вредны? – вмешался Николай. А Толстой, Достоевский, Чехов, Пушкин, они тоже недостойны нашего внимания, отвлекают, зовут куда-то. Герои, по меркам
