гвардии, он вел «тайную войну», прибегал к разбойничьим приемам, нападал из засады, хитростью и обманом побеждал своих врагов – как англичан, так и шотландцев – и освободил от захватчиков большую часть важнейших шотландских замков-крепостей, уничтожив размещенные в них английские гарнизоны.
Но только этим довольствоваться было нельзя. Без победы в решающем сражении – без знака воли Господней – законность притязаний Брюса на престол не признали бы ни англичане, ни остальной христианский мир. Однажды ему придется вступить в последнюю, главную битву. Между тем армия англичан вновь готовится к походу на Шотландию, и Брюс должен определиться, настал ли тот решающий час.
Пока войска трубят сбор, стягивают силы и готовятся к, возможно, величайшей битве всех времен, Брюсу снова предстоит довериться воинам тайной Хайлендской гвардии, как настоящим, так и бывшим.
Пролог
Замок Хейгерстаун, Нортумберленд, Англия
Конец сентября, 1306 год
Ужасная, гнусная ложь! Если бы она узнала об этом, не подслушивая тайком разговор двух надоедливых женщин, которых отец приставил присматривать за ней, Джоан Комин обязательно так бы и сказала.
Это просто не могло быть правдой. Ни один рыцарь не поступил бы так с женщиной. Даже английский король Эдуард, называющий себя «Молот Шотландцев», не способен на такую чудовищную жестокость.
Или способен?
Она почувствовала, как страх больно кольнул в груди. Джоан почти никогда не плакала, но сейчас ее глаза наполнились слезами, и она выскользнула из алькова, где читала книгу. Затем бесшумно поспешила вниз по витой лестнице замка на севере Англии, служившего им временным пристанищем. Ей хотелось закрыть уши руками, чтобы заглушить оскорбительные слова, звеневшие в ее голове. Покарать… изменница… клетка.
Нет! Сердце бешено колотилось, когда она пробежала через просторный главный зал, не обращая внимания на любопытные взгляды, которыми все присутствующие ее провожали, и бросилась к уединенным покоям отца. Распахнув большую дубовую дверь, Джоан ворвалась в комнату.
– Это неправда! Не может быть!
При виде сердито сдвинутых бровей на лице отца она осеклась и замерла. Внезапно опомнившись, Джоан выругала себя за то, что забыла постучать. Джон Комин, граф Бьюкен, терпеть не мог, когда его беспокоили, и хотя он редко обращал свой грозный гнев на дочь, одна мысль о том, что он может это сделать, заставила ее сердце забиться чаще.
– Ты забываешься, дочь моя. Что ты себе позволяешь? Как видишь, – он обвел рукой полдюжины рыцарей и баронов, сидевших за столом, – я очень занят.
Джоан тотчас почувствовала себя виноватой. Она прижала руки к груди и склонила голову, стараясь выглядеть скромной, почтительной – два этих качества отец больше всего ценил в женщинах (и в двенадцатилетних девочках, еще не достигших поры женского расцвета).
Потом она умоляюще подняла большие глаза.
– Пожалуйста, простите меня за то, что помешала вам, отец. Но я кое-что слышала… – Джоан понизила голос, хорошо зная, чем грозят ей эти дерзкие слова. – О матушке.
Она снова быстро опустила глаза, но успела заметить, как красивое лицо отца исказилось от ярости. Когда при нем упоминали о жене, от брака с которой он собирался вскоре избавиться, в лучшем случае граф терял всякое самообладание и рассудительность, а в худшем – впадал в неистовство, и тогда никто не мог предсказать, до чего доведет его гнев.
В комнате повисла гробовая тишина. Казалось, в воздухе сгустились напряжение и неловкость.
– Оставьте нас, – резко бросил отец своим людям.
Все с явной охотой исполнили его распоряжение: поспешно проследовали к двери, не глядя на Джоан и стараясь не встречаться с ней взглядами.
Ее сердце упало. О господи, что, если это все же правда?
Слезы обжигали веки, и Джоан подняла взгляд на мужчину, сидевшего за огромным столом. Она не назвала бы его ласковым и любящим – отец никогда таким не был. Но в этом холодном, угрюмом, жестком человеке, каким он стал за последние полгода, сейчас невозможно было узнать ее родителя.
– Если ты говоришь о наказании вероломной твари, – жестокие слова заставили Джоан вздрогнуть, хотя она не раз слышала их от отца, – то это чистая правда, не сомневайся.
Кровь отлила от ее лица, колени ослабели. Бледная как смерть, девочка пошатнулась и, чтобы не упасть, рухнула на только что опустевшую скамью напротив отца.
– Но этого не может быть. Я слышала, что ее заперли в клетку и выставили на крепостном валу замка Берик… словно животное.
Взгляд отца стал колючим, жестким, холодным, как оникс, в глазах мелькнула несомненная злоба.
– Это
