использовались в борьбе с норманнистами. П. Н. Милюков о нем говорил, что если Шлецер был немцем и работал на Германию, то Эверс, будучи немцем, работал для России и являлся в полной мере русским ученым.
Норманнистов не смущает и то, что все исследователи так и не нашли в словах славян шведских корней, а вот в словах скандинавских народов изобилуют славянские корни. Новгородцы имели на себе какое-то варяжское влияние в своей широкой торговой предприимчивости, в смелости и отваге, в свободных муниципальных учреждениях, но все эти черты не доказывают скандинавского влияния, оно прежде всего сказалось бы в народном языке и в характере жителей. Ни в одном случае историки не видят следов внеславянского окружения. Новгородское наречие оказывается наиболее древним и чистым; в нем мы не найдем ни одного немецкого или скандинавского слова или географического названия. Этого не могло бы случиться, если бы пришлые варяги по образу жизни, языку и культуре не были бы одного корня с местными жителями.
Следует добавить и то, что историки не нашли иностранных терминов при строительстве городов Ладоги и Новгорода, хотя в таких случаях нововведения сопровождались бы ими. На протяжении ушедшего века норманнизм все более обнажал свою политическую сущность, используя ее как антирусскую доктрину. Показателен один пример: на международном конгрессе историков в Стокгольме в 1960 году ведущий теоретик этого направления А. Стендер-Петерсен заявил, что норманнизм как научное построение умер, так как все его аргументы разбиты, опровергнуты, но надо подумать о создании нового направления – неонорманнизма.
Я не ставлю целью подробно останавливаться на этом вопросе, так как эта тема постоянно исследуется. Остановился только для того, чтобы читатель понимал, как трудно дойти до истины. Секрет данной теории возник в подходе толкования первых записей наших летописей.
Заслуживают внимания высказывания И. Е. Забелина по этому вопросу, где он говорил, что психологической основой норманнского учения, которое отводит германскому племени руководящую роль в древнейшей русской истории, служит недоверие русского общества самому к себе, сомнение в своих способностях устраивать жизнь своей страны. Такого рода сомнение присуще многим русским людям, которое связано с подорванным чувством национального духовного достоинства.
Достоинство народа имеет своим источником духовные начала как первооснову его природных свойств. Чувство национального достоинства возникает в душе отдельного человека – этого маленького цветка на древе народной жизни – из сознания причастности его народа к вечному духу. Человек, лишенный национального достоинства, утверждает этим непричастность своего народа к духовным началам его жизни.
Существенный вклад в историографию и исследование нашей истории внес государственный деятель петровских времен Василий Никитич Татищев, основатель города на Урале, названного
