русская душа, в которой святая доброта удивительно уживается с хамством.
До сих пор вспоминаю как наша соседка пела в единственном в городе кинотеатре «Магнит». Я слушала её романсы, не отрывая взгляда от трёх весёлых букв, вырезанных на поднятой крышке рояля. Гордость распирала меня от знакомства с такой знаменитостью. Ещё утром бегала певица по нашей кухне в папильотках и халате с извивающимся драконом, готовя внуку завтрак, а вечером, сложив молитвенно руки под пышной грудью («Разъелася на уральских харчах!» – кричал ей Василий, когда они были в ссоре), пела романс «Эта тёмно-вишнёвая шаль». Я была уверена, что она поёт о той самой рваной, свалявшейся от времени шали, которой мы, играя на диване с её внуком, укрывали кукол.
Соседи справа были из пролетариев и очень этим гордились. Мать семейства тетя Нюра рассказывала о героической гибели её мужа на войне. Хотя на самом деле он по пьянке попал под трамвай.
Самым ярким её воспоминанием была довоенная жизнь в коммуне, где они с мужем завели поросёнка Борьку, который «знал их в лицо».
Ее сын Минька был умственно недоразвитым, но безобидным существом, и мы часто принимали его в детские игры. Он гордился своим пальцем, который от привычки сосать, стал тоненьким и прозрачным. На окрики взрослых «Минька, вынь палец изо рта!» он вынимал его и тут же прятал в карман, как сокровище.
Однажды мы всей семьёй отправились в гости к нашим друзьям Бычковским. Я дружила с их дочерью Люсей, которая была моложе меня на два года. Не помню почему, но в тот вечер мы с ней остались дома вдвоём. Накануне воспитательница в садике, рассказывая про Ленина, показала его портрет. У Люси были очень красивые длинные золотистые локоны. Мне в голову пришла бредовая идея их подстричь. Люся долго не соглашалась, уверяя, что стригут детей коротко только на лето, а за окном была зима.
– Я подстригу тебя под Ленина, – пообещала я.
Люся тут же уселась в кресло. Накинув на её плечи полотенце, я вооружилась большими портняжными ножницами, и работа закипела.
Когда вернулись родители, дело было сделано, и Люся вполне могла сойти за дочь вождя пролетариата. Меня распирала гордость от содеянного, но её маме причёска «под Ленина» почему-то не понравилась. Пришлось выслушать лекцию о том, что волосы украшают женщину и что маленькой девочке больше пристало быть похожей на собственного отца. После ужина нас с Люсей сфотографировали.
– Это будет историческая фотография с ленинской причёской, – сказал её папа.
Помню, как в таком неприглядном виде она явилась вскоре на мой день рождения. Когда Люся взяла какую-то безделушку, я ударила её по руке, обозвав самым коварным образом «лысой башкой», чем её очень расстроила. Мама в честь дня рождения наказывать меня не стала, но видит Бог, это был не мой день!
После обеда дети, взявшись за руки, нестройно запели: «Как на Любушкины именины испекли мы каравай. Каравай, каравай, кого хочешь выбирай». Выбор, однако, не состоялся. Пришёл почтальон и принёс посылку
