просветления под конец жизни и понял в чем ее смысл конкретно для себя.
– Ты думаешь? А я вот не пойму… Как он мог? – ее глаза лихорадочно загорелись. – Нет, я не понимаю, как так можно… спустя столь длительное время праведного воздержания, вот так, просто, поддаться зову похоти к какой-то придурковатой купчихи? Взять и предать веру… предать людей, которые боготворили тебя… Для них он был святым. А он…
– Он был всего лишь человеком, – вставила я в поток ее возмущений.
– Человеком? Он стал достоянием общества, его святыней. Нельзя так разочаровывать люд, которому и без того не хватает в жизни света и добра.
– Но ведь этот поступок помог ему познать истину. Он пересмотрел ценности… жить для людей не высшее благо…
– Что? – когда Соня начинала возмущаться, остановить ее было сложно. – Да, он не был искренен с ними, но раз уж одел маску праведника, взвалил на себя эту ношу, то нужно ее тащить.
Всю дорогу до дома, а сегодня я шла к ней готовить вместе отчет, она махала руками, выявляя недовольство. Я натянуто улыбалась, а сама думала над тем, что важно на самом деле для меня. Ради чего, смогла бы растоптать светлое настоящее и шагнуть в неизвестное темное будущее.
А жизнь человека, которую так рьяно сейчас обсуждала моя подруга, мне казалась жизнью двух людей: амбициозного князя Касатского, стремящегося ко всеобщему восхищению собственной персоной, а в продолжении – отца Сергия, и простолюдина, нищего, стремление которого – единение с богом. Так кто же из них лучше: лицемерный праведник, или благонамеренный оборванец? И вроде как, ответ на поверхности: тот, кто без маски, но если послушать туже Соню, которая выступает за интересы общественности, то предпочтительнее тот, кто умеет преподнести себя в лучшем свете, и все равно, сколько на нем масок.
Жизнь опального князя, заставила меня задуматься о собственной. На самом деле, мне было все равно, кем был герой Толстого, я думала о масках, которые ношу сама, к которым так привыкла, что они стали частью меня.
Весь отчет сделала Соня. Она видела, что я не в настроении даже разговаривать, не говоря о том, чтобы развивать беседы на научные темы. Она, конечное, с подозрением на меня посматривала, но ничего не говорила. А я, молча переписывала на чистовик то, что она успела набросать на отдельных листках и думала только о предстоящей ночи. Я ждала его, словно это было свидание.
Он не разочаровал меня, снова придя в мой сон.
Виктор снова сидел на подоконнике, задумчиво глядя в окно. Я некоторое время просто смотрела на него, не выдавая своего присутствия в его реальности. Но вдруг, не поворачиваясь, он улыбнулся, я увидела это в отражении стекла, и поняла, что он в курсе.
– Привет. Ты пришел… – произнесла я, и нехотя созналась, – я боялась, что ты не придешь.
– Правда? – усомнился он. – Я-то думал, что пугаю тебя своим присутствием.
– Уже, нет.
– Что
