и близко не подходить, сойдут за настоящие. Ну и еды у соседей всякой разной всегда было полным-полно. Сосед мясо сам готовил, и жаркое, и буженину, и котлеты, и отбивные, а уж конфет, рыбы-колбасы всякой, печенья-пирожных – как в магазине! Соседи не запрещали, наоборот, всегда говорили: мол, Надежда, ты целый день прибираешь, крутишься, бери и ешь, что хочешь, не убудет. Ну они и не нахальничала, так, по кусочку, попробовать вкусненького, и незаметно даже. Только кофе всегда в кофеварке варила (зверь-машина, шум и треск на весь дом, как от того мусоровоза, зато запах и вкус – с ее растворимым не сравнишь) и иногда рюмочку позволяла с устатку, но только если среди хозяйских бутылок початая оказывалась.
По вторникам соседи уходили на работу с утра и до вечера, оставляя квартиру в полном и единоличном распоряжении Надежды Петровны. Так что по вторникам она тоже жила шикарно, да еще и деньги ей за это платили, по полторы тыщи за раз! Ну и она сложа руки не сидела, совесть то надо иметь: у нее пыль даже на самых высоких шкафах протерта, и кафель отдраен до блеска, и окна чистые, и белье переглажено, и цветы искусственные, будь они неладны, с мылом вымыты. Соседка-то, фифа такая, руки, видите ли, бережет. А что руки – вон они, за сорок с лишним лет трудового стажа не отвалились, и никакой работы не боятся.
Надежда Петровна предвкушающе вздохнула и нажала кнопку звонка на соседской двери. Фифа уже ушла, она к восьми тридцати по вторникам уходит, а супруг ее без четверти девять, все по расписанию.
На звонок никто не ответил. Надежда Петровна удивилась, но не особенно. Но и на второй звонок никто не отреагировал, и это было странно. Она постучала – безрезультатно. Подумав, Надежда Петровна нагнулась и приложила ухо к замочной скважине. Странно, но ей показалось, что в квартире плачет ребенок. Быть такого не могло, плакать там некому, ребенок давно вырос, уехал в Германию и носа домой не кажет даже по праздникам, но загадка тем более требовала решения, и Надежда Петровна побежала вниз, домой, чтобы взять ключи «от соседей». Лежали они у нее много лет, на всякий случай. Вот он, случай, кажется, и настал.
Минут пять ушло та то, чтобы разобраться с замками, и наконец дверь распахнулась.
– Евгень Германыч! – позвала она. – Вы дома?
Никто не ответил, и кот, ее любимчик, общительный и доброжелательный Тишка, тоже не вышел поздороваться. Это было тем более странно. И тут Надежда Петровна поняла, что за тоненький детский плач она приняла Тишкины подвывания, доносившиеся из-за плотно притворенной двери в гостиную. Охнув, Надежда Петровна пробежала по коридору, распахнула дверь и едва не осела на пороге от страха. Хозяин квартиры лежал, вытянувшись, на полу, и не подавал признаков жизни, рядом сидел Тишка. Увидев Надежду Петровну, он на секунду замолчал, потом совсем по-человечески всхлипнул и опять заплакал.
– Батюшки… – пробормотала Надежда Петровна, но, надо отдать ей должное, быстро взяла себя в руки, и пока вызванная ею «неотложка» добиралась через утренние пробки, она тормошила соседа, гладила по лицу, трясла за руки,
