приходить под римское ярмо. Оставались бы на севере.
– Нас выгнал голод. Нас было слишком много, когда пришли плохие года. Ты хотела бы, чтобы мы мирно умерли с голоду? Вначале мы даже не хотели воевать с Римом. Мы просили землю в его пределах. Мы бы сражались за римлян с любыми их врагами. Мы послали посольство в их сенат. А они смеялись над нами! – Эодан уронил узду, оперся на костыль и протянул руку с согнутыми, как когти, пальцами. – Я разнесу Рим камень за камнем, сорву живьем кожу со всех римлян и оставлю их кости воронам!
Она по-прежнему холодно спросила:
– А почему же ты дурно думаешь о них? Боги даровали им победу, и они так же поступили с вами.
Он почувствовал, что прилив ярости убывает. Но ярость еще в нем, и океан, из которого она поднимается, всегда будет в нем. Он хрипло сказал:
– О, я не ненавижу их за это. Я ненавижу их за то, что было потом. Не чистая смерть, но этот триумф; нас показывали, как зверей, и уличная мразь смеялась над нами и бросала в нас грязь! Нас загнали в загоны, заковали, день за днем хлестали кнутами и пинали и наконец вывели на блок, чтобы продать на аукционе. А потом мы разгребали грязь, разбивали комья земли и спали в свиных загонах, и на ночь нас приковывали к стенам! Вот за это я буду мстить!
Он видел, что она отшатнулась от него. И подумал, что может по-своему использовать ее. Заставил себя улыбнуться.
– Прости меня. Я знаю, что я неотесанный грубиян.
Ее голос по-прежнему звучал резко.
– Тебя выставляли на блоке? Тогда тебя купил Флавий?
– Нет, – признался он. – Флавий расспросил обо мне и купил без аукциона. Он увидел меня и с этой своей улыбкой сказал, что хочет быть уверенным в моей судьбе, чтобы отплатить за добро и зло. Тогда меня отправили сюда вместе с несколькими новыми работниками.
– А твоя… – Она замолчала. – Мне пора идти, Эодан.
– Моя жена? – Он слышал, как где-то в пустоте бьется его сердце. – Он мне сказал, что Викка у него… в Риме…
Он поднял руки. Схватил ее за обе руки так, что она закричала. Цветы яблони выпали, и он раздавил их.
– Хау! – взревел он. – Клянусь Быком, я только что об этом подумал! Ты прислуживаешь хозяйке? И она живет в городском доме хозяина? Значит, ты видела Флавия этой зимой в Риме? Ты видела ее!
– Отпусти меня! – закричала она.
Он затряс ее так, что у нее застучали зубы.
– Как она? Ты должна была видеть ее, это рослая светловолосая женщина, ее зовут Викка. Что с ней стало?
Фрина, несмотря на боль, упрямо вздернула подбородок.
– Если отпустишь меня, варвар, я скажу тебе.
Он опустил руки. Увидел грубые следы своих пальцев на ее белой коже. Она дрожащими пальцами коснулась синяков, по ее лицу текли слезы. Она прикусила губу, чтобы не стучали зубы.
– Прости, – сказал он. – Но она моя жена.
Фрина прислонилась к дереву. Потом подняла голову, все еще обхватив себя руками. Ее фиолетовые глаза затуманились. Она прошептала:
