отые нити парадной туники неярко блестели при движении. Пурпурную накидку-плащ Эриан без всякого почтения расстелил на бурой от времени, густо заляпанной голубиным пометом черепице. Ветер задувал сюда пыль и сор с городских улиц, сухие прошлогодние листья и даже мелкий речной песок. Не то чтобы принцев сильно заботила сохранность одежды, но лежать на мусоре было неудобно.
Обычно братья приносили с собой покрывало. Но сегодня, в послепраздничной суете, среди беготни озабоченных слуг и жадных до сплетен придворных, наследнику было не до того.
Ускользнув из-за стола, как только позволили приличия, он задними полутемными коридорами пробрался в покои Кара. Оттуда – знакомым путем, через галерею в главное здание дворца, по ступенькам, спиралью восходящим на самый верх, к узкой лестнице, ведущей на крышу. Лестница считалась неиспользуемой, ее заслоняла прочная деревянная дверь, но замок казался запертым только снаружи. Мальчишка, помощник слесаря, за мелкую монету подпилил его, и весьма умело: за семь лет никто так и не заподозрил, что дверь открыта. Еще двумя монетами Эриан обеспечил молчание мальчика.
Старые, но прочные ступени привели братьев к квадратному люку. Створки распахнулись бесшумно – Кар лично смазывал петли. Здесь, на плоском, как блюдо, участке крыши, принцы вздохнули наконец с облегчением. Улеглись рядом на расстеленной накидке, как лежали сотни раз, молча ли, за разговором – неважно.
Шесть декоративных башенок соединяли узорчатые перекладины – как будто корона увенчала крышу главного здания. На шесть сторон, как лучи звезды или снежинки, расходились соединенные галереями жилые башни дворца. Террасы и балюстрады одевали их белоснежным каменным кружевом. Весной дворец купался в аромате цветущих деревьев, все лето под чутким присмотром садовников благоухали клумбы. Теперь же, по осени, в воздухе разлился спелый плодовый дух, лишь чуть-чуть приправленный запахом конюшен.
Воздушный, словно морская пена, незыблемый и древний, как мир, дворец намного пережил своих создателей. Много столетий простоял он, не меняясь, и простоит еще столько же. Таково наследие колдунов, искусство давно сгинувшего зла. Императоры истинных людей владеют им по праву победителей.
Высокая каменная стена, не защита от врагов – откуда взяться врагам посреди великой Империи, в самом ее сердце, под оком священного храма? – отделяла дворец от города. За этой преградой, для кого неодолимой, а для кого и очень даже посильной, шумела, медленно затихая, древняя столица. По брусчатке улиц гремели колеса повозок, раздавался бодрый перестук копыт. То и дело перекликались голоса. В вечернем воздухе звуки разносились далеко. Городской шум был привычен, как дыхание, как стук огромного сердца Империи. Братья слышали его, не замечая.
Они убегали на крышу от придворной жизни, обязанностей, от постоянного напряжения и тревоги. Здесь, наедине с другом, можно было сбросить маску, не следить за выражением лица и тоном голоса. И слова, если вдруг захочешь их произнести, могли быть любыми – только бы не достойная светская беседа.
Но сегодня что-то беспокоило наследника престола. Не дождавшись ответа, он повторил настойчиво:
– Что ты молчишь? Ты не знаешь?
Кар усмехнулся:
– Как пожелаешь, мой принц.
Насмешливый тон не давал принять заявление всерьез, но Эриан вскинулся:
– Не говори так!
– Как будет угодно ва…
Удар в плечо прервал вежливую речь Кара.
Принц уклонился от встречного тумака. Вскочив, прыгнул на поднимавшегося Кара, но ловкая подножка свалила будущего императора обратно. Кар оказался сверху. Уперся в плечи Эриана, изо всех сил прижимая к смятой накидке. Извернувшись, принц освободился. Но прежде, чем его высочество успел подготовить новое нападение, Кар метнулся в сторону.
Обменялись веселыми взглядами.
– Мир? – спросил Кар.
– Мир, – кивнул Эриан.
Принц расправил накидку. Кар снова упал с ним рядом. Помолчали.
– Что тебя тревожит? – спросил Кар.
– Не знаю.
Эриан перевернулся на спину. В черно-синем без единого облачка небе высыпали звезды. Принц задумчиво смотрел на них, но Кар знал, что перед глазами его совсем другие картины. И ждал, приподнявшись на локте, когда брат заговорит.
Белокожий, с мягкими золотыми волосами и мелодичным голосом, Эриан был так непохож на смуглого резкого Кара! Многие удивлялись их дружбе. Многие – и таких было куда больше – тайно или в открытую возмущались. Иные, кто не отличались благочестием и любовью к жрецам, а потому готовы были поддержать любое новшество, лишь бы насолить Храму, дружески называли братьев «день и ночь».
Раз
