ранный он, а не «псих»? Стоит позвонить в полицию? Да нет, рано пока. Вот когда все дочитаю, тогда и сделаю звонок. Вдруг в этом деле нет ничего преступного? Мне лишние хлопоты не нужны! Вряд ли это позитивно отразится на моем сегодняшнем положении. Успеется. Здесь совсем немного осталось».
С такими мыслями он отключил дверной звонок и, блаженно растянувшись на кровати, моментально уснул под мерный стук больших напольных часов с неработающей кукушкой.
Сон длился долго, даже очень долго. Евграфий после пробуждения и не помнил, когда ему в последний раз удавалось так выспаться.
Заварив крепкий кофе без сахара, он, так к нему и не притронувшись, сел в кресло-качалку и открыл тетрадь. Пробежав глазами по нескольким предложениям, он отложил ее, сходил на кухню и достал очередную закупоренную бутылку коньяка, припрятанную на особый случай. Считая, что такой случай наступил, он достал штопором пробку и, налив в граненый стакан, отпил ровно половину. Занюхав рукавом и тряхнув головой, он уселся на свое облюбованное место в кресле-качалке, накрылся пледом и взял тетрадь, возвращаясь к началу.
«… Все неприятности начались, когда нашему младшему сыну Ивану исполнилось три года. Жена все время твердила о нищенском существовании семьи, о моих мизерных доходах и о том, что уйдет от меня, если я не исправлюсь и не начну достойно зарабатывать.
В то время я поступил на работу в лучшую фирму города, занимающуюся пластиковыми окнами – «МаксиНорма». Начальник производства Анатолий Анатольевич сулил в то время золотые горы, и я, поддавшись всему этому, все же решил испробовать свои силы в новом деле.
Денег все равно не хватило на то, чтобы прокормить семью. Мы, с женой стали нервничать, скандалить, дело дошло даже до того, что я стал портить вещи и мебель… Это страшное состояние, когда впадаешь в ярость.
День, неделя, месяц, год.
Все это продолжалось с поразительной частотой и возвращалось снова, когда более-менее забывалось и выравнивалось…
Следующие события произошли тогда, когда я совершенно про них не думал и не знал об их существовании. Мне явилась Пресвятая Дева Мария!..
…Богородица. Пресвятая Дева Мария, спустилась ко мне этой ночью, избавила меня от страха и душевных недугов. Только благодаря Ей я почувствовал полную безмятежность и Веру. Веру в то, что все сделано правильно! Веру в то, что все должно быть так, как есть сейчас! Только прочитав все с первой страницы моего повествования, можно понять, что творилось у меня на душе и к чему это привело. Только так можно узнать меня и то, что я из себя представляю.
Мне пришлось смириться с уготованной сверху участью и лечь в психиатрическую больницу по решению городского суда, которое прошло практически сразу же после очередного крупного скандала с порчей собственного имущества и нанесению самому себе телесных повреждений.
Около двадцати лет прошло в блуждании по клиническим госпиталям и психиатрическим учреждениям города, пока я не попал в психбольницу Евграфия Порфирьевича, о котором узнал свыше еще до того, как все это со мной произошло.
… Я поверил. Я всех простил и покаялся.
… В конце моего жизненного срока жена все-таки соизволила прийти ко мне и принести неопубликованные записки деда. Моего деда по линии матери!
Оказывается, он умер спустя два месяца после смерти бабушки много лет назад и оставил после себя ворох никому не нужного тряпья, которое собиралось годами, и старинную изгаженную клопами и тараканами мебель. Но самое ценное, из всего этого барахла как оказалось, представляла его рукопись, именуемая «Октаэдр. Золотой аддон». Почему он назвал именно так, а не иначе, я не знал. Жена принесла кипу исписанной бумаги в память тех времен, когда я сам печатался в газетах и издавался в небольших сборниках союза писателей города.
«Октаэдр. Золотой аддон» представлялся литературным произведение в стиле фэнтези. Откуда у моего деда оказались знания в подобном направлении, если он вырос ничего этого не зная, и кроме черно-белого телевидения ничего не видел, я не знал. Но весь сюжет поразил меня до такой степени, что я не один раз перечитывал его произведение, сопереживая героям и событиям, в которые им удалось попасть.
Однако с каждым прочтением у меня оставалось все больше вопросов, нежели ответов на всю его творческую деятельность. «Октаэдр» зацепил мою душу, но в нем чувствовалась некая недосказанность. Нечто, что должно было быть в таком громадном произведении, но его не было по какой-то неизвестной, непонятной причине!
И вот тогда я стал думать, стал думать, как казалось, думает мой дед, описывая все происходящее в «Золотом аддоне». Я несколько недель собирался с мыслями, перечитывая раз за разом уже знакомые тексты.
… Что получилось – не знаю, да и не узнает уже никто. Я старался
