Лишь ночные кошмары напоминали о том дне, но и они появлялись нечасто, исчезая с наступлением утра.
В последние дни перед самоубийством тётя Лида была не в себе. Это в один голос твердили соседи. Почему мне не рассказывали об её неадекватных поступках, так и осталось без ответа. В числе её непонятных действий было в том числе стояние на подоконнике часами. Пока я была в институте, она взбиралась на подоконник, вставала, широко раскинув руки, и застывала подобно изваянию. Долгое время память моя заботливо избегала воспоминаний о последних словах покойной тёти. Теперь всё всплыло так отчётливо, словно произошло вчера. Её обвинения в том, что я ведьма, убила дядю Гену и прочее, можно бы было отнести к бреду свихнувшегося рассудка. Но признание в том, что она была любовницей моего папы, не было бессмыслицей. Последняя ночь перед автокатастрофой, полная упрёков и обвинений между родителями, очень хорошо вписалась в признание тёти Лиды. Как и частые командировки отца незадолго до случившегося… И беспричинные, как мне казалось, слёзы мамы, постоянно сидящей в задумчивости. Как моё чувство одиночества. Родителям было не до меня. Получается, отец хотел бросить нас с мамой и уехать к своей любовнице, маминой сестре. Пытаясь представить их вместе, папу и тётю Лиду, я поразилась нелогичности выбора. Они были такие разные, две сестры. Мама – высокая, стройная и красивая блондинка, и тётя Лида – маленькая, коренастая, обычная шатенка. Скорее всего, дело здесь было не в красоте или уме. В любви, это я начала осознавать чётко…
Одна женщина, которую он боготворил, была рядом. Но холодностью, неприступностью убила любовь. Другая, тётя Лида, тёплая, ласковая. Она отдавала всю себя без остатка. Потому и решил уйти к ней. От ледяного сердца к любящему… Но что стало с мамой, почему она так отстранилась от отца?
Тётя Лида почти не уделяла мне внимания, потому что всегда была занята бизнесом. При этом она на бегу умудрялась замечать любые изменения в моём состоянии, настроении, желания тоже прочитывались ею безошибочно. Возможно, всё дело было в том, что она была замечательным психологом. Или всё было значительно глубже, её интерес ко мне был тщательно замаскирован под деланное равнодушие…
Мы никогда не разговаривали с тётей о маме. Вопрос о родителях был под молчаливым запретом как с моей, так и с тёткиной стороны. Лишь однажды, перед моим выпускным, тётя немного разговорилась. В этот день она вызвала своего парикмахера на дом. Мастер, блондинистая девица в модных джинсах, жуя жвачку, стала творить мне причёску на выпускной. Через некоторое время она закончила, и я встала со стула. Вошедшая тётя Лида, увидев меня, попятилась назад.
– Боже, – пробормотала она, – я думала, что будет похоже, но, чтобы так!
Она убежала в свою комнату, а через минуту вернулась, неся в руках старинный фотоальбом в кожаном переплёте. Парикмахерша, получив свой гонорар, давно ушла, а мы сидели с тётей голова к голове и разглядывали
